ЭМИГРАНТСКАЯ ЛИРА - 2016. Конкурс поэтов-эмигрантов «Эмигрантский вектор»

Номинация «TAM»

                                    * * *

Переедешь в столицу, оставшись без периферии,

Отказавшись от солнечных пятен, сумятицы порта.

По карманам рассыпана память, до дырок затерта.

Возвратясь через тысячу лет, замечаешь впервые

Неумытость дворов, мутной пеной покрытую воду.

Углубившийся колер небес - это плюс. А причесок свобода

И центральная Плаза де Армас - их Марсово Поле,

Атрибут воевавшего города, смутного года -

Как наживка лихой ностальгии. Глотай поневоле!

А за городом гонится потная глупая слава:

"Как же, N. Перестрелка...в газете читали?.. и жертвы…"

У беды - не бывает чужой - нет ни края, ни центра.

Разлинованы прописи площади слева направо,

Раскрывая объятия, трупы лежат, распростерты.

Заявления поданы в новую партию - мертвых.

Пропечатав затылком подушки камней перьевые,

Закатились, как пуговицы, за линию горизонта,

Запеклись новой ссадиной на сердца периферии.

Под ружье, под ружье! На оружие сдали булыжник

Обеззубевших улиц, в кофейнях средь гама и сора

Перелетными птицами маются старые ссоры.

На войне не бывает случайно зашедших и лишних.

Что, забылся визит? Нет, вдохнешь - кислород  из осколков.

Сколько можно дышать, чтоб не лопнули легкие, сколько?

И, знакомых учась разделять на живых и убитых,

Ты вставляешь позор площадей, закоулков потемки

В разноцветно сверкающий паззл Curriculum Vitae.

Мороженое моего детства

Время

белой лужицей

растекается в блюдце.

Перевозчица-ложка

прочерчивает

зарастающую быстро дорожку -

бесполезно: по ней не вернуться.

Десерт

заметает след,

теряя имя и форму.

Когда-нибудь на подносе изгнания

еще принесут и поставят

белую обжигающую гору.

Когда-нибудь

я еще вырою сладкую пещеру, в которой

укроюсь от тепла воспоминаний.

Блюдце мороженого

поедалось без отрыва от книги -

обложка в пятнах и ранах.

Я казалась себе

серьезной старшей сестрой из романа.

Я пролистывала политику и предательство,

задерживаясь на любовной линии.

Не подозревая, из чего состоит взрослая жизнь.

Номинация «ЗДЕСЬ»

Черно-белое

Одиночество бывает белое (то, что - свобода),

и черное (то, что - безысходность и некому руку подать).

Главное, правильно комбинировать:

Белое - к белым сапогам и к витражам шарфика "под Тиффани".

Я надеваю его и иду по улице,

и мне вслед оборачиваются-

взгляды опускаются ниже,

ниже,

стекают по голенищам.

Черное - к моему обширному черному гардеробу,

но я никогда не выхожу в нем на люди.

Бруклинский мост на фоне Статуи Свободы

На ванты наверчен розовый шарф заката.

Стоит Свобода в прозрачных бантах -

Франтиха, школьница, иностранка.

Пассажиры  вагона,

В агонии застрявшего на мосту -

Яппи и хиппи, технари и придурки, -

Хватаются за телефоны,

Проклиная закатную красоту,

Ворочаясь в поднебесной люльке.

Всё им кажется, что опоздали, но они - успели!

Предвечернее шоу, конец недели.

Терпеливые потерпевшие окажутся не в убытке,

Растворяя лимонный рассвет в речном напитке.

Мост подрагивает на вытянутых нитках.

Вы поезжайте, а я еще полюбуюсь, пока

Мы со Свободой маемся в поисках общего языка.

Номинация «ЭМИГРАНТСКИЙ ВЕКТОР»

Уединение осенних дач

Люди выезжают, и вселяются все

прочие, которым было отказано раньше в постое:

жуки и олени, олени-жуки, совсем

не водящиеся в этих краях особи. Ветер стонет.

Солнечный свет аккумулируется в далеких батареях, напитывает пространство,

абсолютный, как  оркестровое "ля" -

лижет простершиеся в прострации

разлинованные поля.

Багажники утрамбованы, осень объявлена в мегафон.

Я не хочу еще в осень. Пальцем скольжу по карте,

дотягиваюсь до названий - Ашхерон, Апшерон, Ашкелон. ..

Или все-таки здесь зазимуем? Остатки галет и Бакарди -

наш праздничный праздный стол. Ястребы тянут за "полный стоп"

и зависают в своем небесном заливе,

наблюдая миграцию стада лентяев и недотеп,

не желающих норы копать, утеплять

и, довольствуясь малым, жить счастливыми.

Давай же останемся, к декабрю превратившись

в обитателей здешних лесов.

Репатриация отменяется: в волосах моих белки устроят гнездо,

ты сквозь гнилое крыльцо корни протиснешь.

Отказ отказаться от лета. Осеннее восстание.

Если хочешь, мы вместе состаримся.

Ты ведь сам просил о свидании.

Миграция видов в сезон охоты

Три охотника, мусорщики на профсоюзной пенсии,

Обладатели мощных тазов, злых затылков, покатых лбов,

Оленей в ноябрьском лесу отстреливают по лицензии.

Темноликие ели и сосны вздрагивают от хлопков.

Не для скряг подобное увлечение:

Камуфляж, снаряжение достаются не даром.

А еще, как голос для пения, требуется терпение -

Особая добродетель охотника скрадом:

Деревянные стенды прилаживать с манками рядом,

Моститься на привязанном чуть не к облаку стуле

Или долго стоять, не двигаясь, ружья наперевес.

Остальное - техника: быстро прицелиться, выстрелить /не впустую/,

Парашютчицу-смерть спуская в беззащитный, в пролысинах, лес.

А олени  не спрашивают, в чем их провинность, у бога оленьего,

Наперед не планируют, по расстрелянным не скорбят

/недострелянные ходят виноватые и растерянные,/

Путь сквозь осень просчитывая, как уравнение,

Но не вглядываясь ни вверх, ни назад.

Отстреляв свою вахту, отдыхает за пивом охотников жадное братство.

А олени все обсуждают исход из предательского древостоя.

РезистАнс - не оленье дело: за отпор не решаются браться.

Ночами олени выходят к дороге строем

И следят, как большие мусорки, джипы, седаны

Возвращаются в город порожние или с добычей.

Олени теряются, ведут себя странно,

Кидаются под колеса - хорошо, если водила, раздувшись по-бычьи,

Успеет затормозить. Эти полуслепые дети взбесились!

Как оленья башка от пули, от грозы раскалывается небо,

И не знают олени, где выход из ежеосеннего бесслилия,

И все длится сезон необьявленных войн и смутного гнева.