ЭМИГРАНТСКАЯ ЛИРА-2017. Конкурс поэтов-эмигрантов «Эмигрантский вектор»

Номинация «Там»

РЯБИНА

Уж такое мокрое было лето - даже ягоды на кустах прокисли…

Милый мой ушел, пропал где-то, клонят голову ненастные мысли.

Не зовет меня, и сам не приходит – не медведи же его сгрызли?

Осень листьями хоры хороводит, паутинки на травах повисли…

Может, долгими дождями околдован, обернулся рыбой иль жабой

и уплыл – не оставил следов он, и в заушье выросли жабры?

Может, крылья надел он и перья - птицей улетел в чужие страны?

Ломкое дерево теперь я, рябина в лесу горит, как рана,

на пригорках рябина кровенеет,

осыпаются кровиночками кисти…

Осень празднует, пляшет, летят листья,

а душа-то обмирает, леденеет….

ПЕСЕНКА ПРО ПИТЕРСКОЕ МЕТРО

В чистилище при входе - суета,

идет торговля оптом и вразнос,

толпа теснит, и лязгают врата -

но эскалатор вниз тебя понес.

Вот так, наверно, и нисходят в ад,

где лестница, змеясь, в дыру несет,

хотел бы ты рвануть наверх, назад,

но невозможно - задом наперед.

Такой же чередой стоят в аду,

глядят на тех - на встречной полосе,

и ты стоишь у прочих на виду,

и смотришь, и спускаешься, как все.

Внизу поет безногий инвалид,

стоит дитя с протянутой рукой,

но в преисподней сердце не болит:

они мертвы - да ты и сам такой.

Ты в подземельной пустоте бредешь,

пиликают больные скрипачи,

не слышно, а услышишь - не поймешь:

здесь безразлично - пой или кричи.

И будут неотвязно, как во сне,

крутиться в бесконечности дурной

мелодия, прилипшая ко мне,

и эскалатор вечно-приводной.

Номинация «Здесь»

ПИСЬМО ИЗ СЕВЕРНОЙ СТРАНЫ

… А в Хельсинки безумствует весна!

Весной провинциальная столица

избытком светлых дней потрясена:

в кустах бушуют пьяницы и птицы,

фазан гулять выводит свой гарем,

а в воздухе мелькает столько тем –

не знаешь, на какой остановиться.

Березы примеряют желтый пух.

Им дотемна свои восторги вслух

охрипшие вороны выражают.

Финляндии хмельной весенний дух

безумца на безумца умножает.

Заманчивые недра кабака ‒

теперь приют убогого чухонца:

вино или вина, или тоска

всю ночь его промучают, пока

в окно не хлынет бешеное солнце.

АЛЛЕГРО

На осеннем шоссе, на лету,

там, где скорость за сто километров,

где машина дрожит на мосту

от ударов холодного ветра,

мимо желтых и красных ветвей,

и зеленых с остатками лета,

и под серым огнем фонарей ‒

заместителей летнего света,

мимо зайцев, раздавленных в блин,

и в сплошных коридорах гранита

ты один, ты один на один

с этой ночью, дождями размытой,

и несешься, безумный, как все,

без надежды и видимой цели

по смертельным осенним шоссе

у судьбы, у беды на прицеле.

Фары встречно летящих машин

освещают внезапно, как выстрел ‒

ты один, ты один на один

с этим страха мельканием быстрым

и несешься, несешься домой,

словно там тебя ждет утешенье,

ты один на один – Боже мой! –

с этой жизнью, с ее мельтешеньем.

Не спеши. Утешения нет -

только дождь, только мелкая морось

на стекле, только мертвенный свет

фонарей, - да предельная скорость.

Номинация «Эмигрантский вектор»

ЗИМНЯЯ ВОРОНЬЯ

Стихотворение принимает участие в Конкурсе одного стихотворения «ВОСТОК И ЗАПАД. К 300-ЛЕТИЮ ПРЕБЫВАНИЯ ПЕТРА ПЕРВОГО В БЕЛЬГИИ».

Холодной, глубокой зимы

каленым морозом упиться,

родиться из утренней тьмы

вороной - январскою птицей,

слоняться средь голых стволов

сосновых пустующих комнат,

из всех восклицаний и слов

проклятье картавое помня,

махнуть на лимонный закат,

напруживши крылья, как лыжи,

прокаркав прощально: “Пока!

Придется лететь, чтобы выжить!”

А после вернуться назад

в потрепанной черной одежде,

вернуться затем, чтоб сказать,

что все остается, как прежде,

держа ориентир по звезде,

дрожащей над рощей знакомой,

держаться мечтой о гнезде -

а там, долетевши до дома,

метаться в морозном дыму,

в отчаянье хрипло ругаясь,

не веря, что в этом дому

давно поселилась другая.

ПИСЬМО ИОСИФУ БРОДСКОМУ

Из страны, где в девять утра – темно,

и ноябрь, как помраченье рассудка

беспросветен, где дышат сыростью, но

улыбаться принято, хоть и жутко

оттого, что при встрече не смотрит в глаза

ни чужой, ни знакомый, и только вороны

откровенно каркают, из этой за

спиною Европы забытой и занесенной

снегом земли, где людей холодна

природа, где страсти – лишь на экране

телевизора, и не заглянешь на

чашку чая, не позвонив заране,

из оттуда, где Бога удобный быт

замещает, пишу Вам, - чего же боле –

из зимы, где собою пытаясь быть,

временами себя не помнишь от боли.