Конкурс поэтов-эмигрантов

Номинация «Стихи о родном крае, о родине, о географических, исторических и культурно-языковых корнях»

Блеск гранита

На груди у Венеры набухла роса,

Голоса врываются в створ.

Моя вера то в истину, то в чудеса

Облетает палой листвой.

На развалинах замка закончился бал,

Кто-то плачет мокрым песком.

Значит, нам не дано. Значит, нам не судьба.

У гранита матовый скол.

Распрягайтесь, приятели, время пришло

Выносить святая святых.

Сани вмёрзли в сугроб, ямщика замело,

Воют волки - гордость и стыд.

На любую старуху бывает Прокруст:

"Вам порезать или куском?"

На границах империи слышится хруст.

У гранита матовый скол.

По моей ли вине, по твоей ли вине,

Но часы не ходят назад.

У людей, что уверены в завтрашнем дне,

Навсегда чужие глаза.

И песку никогда не осыпаться вверх,

Ты же чуешь это виском.

Пятый год, как закончился атомный век.

У гранита матовый скол.

Чудеса слишком явно похожи на секс,

Чтобы верить в них поутру.

Так союзу республик со вставкой "СС"

Не войти обратно в игру.

Так и битым сердцам не мешает понять,

Что любовь не лечат тоской.

У страны нет желания что-то менять.

У гранита матовый скол.

Вперёд в прошлое

Сказал опрометчиво. Значит пришла пора.

С утра и до вечера, с вечера до утра

Ни сесть и ни лечь, ибо снова впрягаюсь в плуг.

С утра и до вечера, не покладая рук.

Не время героев, не время и вешать нос.

Друзья из конвоя - не повод писать донос.

И скалятся трое, порвав и запутав нить.

Мы ноги омоем, а руки оставим гнить.

И скажет дурак: "На войне, мол, comme a la guerre."

Андреевский флаг омывает советский герб.

И плавится лак, и наводит дуло пацан,

И близится враг по другой стороне лица.

По свежему следу, навстречу чужой весне.

Война до победы - за право уйти во сне.

Не "садо", не "педо" - мы видели их в гробу,

По свежему следу таща на себе судьбу.

В начале орнамент, в конце пятистопный ямб.

Ходить бы конями подальше от волчьих ям.

Намотано знамя, приказ, разворот, пинок.

Но выбор за нами. Точней, за нашей спиной.

Копыта, колёса, костыльная боль в ногах.

Заточены косы - пока на чужих лугах.

Не рухнут колоссы, нам с честью не пасть в борьбе.

Все наши доносы написаны о себе.

Чужие калечат, свои выбивают пыль,

Но близится вечер. И хочется быть слепым.

Расправлены плечи под выбритой головой -

С утра и до вечера рядом идёт конвой.

Номинация «Стихи о стране нынешнего проживания»

Лорелея

Тихий шорох паруса, плеск весла,

Да стрекозы ресниц над ручьями глаз.

Я не верю, что ты - была.

Это ложь! Это чушь! Это шелест волн.

Кто б ни выдумал этот хрустальный звон,

Я хотел бы видеть его.

Я уже под водой, сапоги - свинцом,

Я пытаюсь увидеть твоё лицо

На секунду перед концом.

Нас на камни тащило, вело, несло,

Ты ласкала гребнем копну волос

Так печально и так светло.

Золотистые пряди, точёный стан,

Запятая, да точки, да минус рта,

Неужели ты так проста?

Но течение рвёт паутину рук,

Словно парус дёргает на ветру.

Ты исчезнешь, и я умру...

------------------------

Я родился позже на триста лет,

На иной реке. И легенды след

Не лежал на моём столе.

Задевая небо концами рей,

Корабли уходили за сто морей,

Из Невы. Но к тебе ли в Рейн?

Песня выдавит гибель, а та - слезу,

Я тонул, но учил тебя наизусть,

Словно лодка через грозу.

Так обломок мачты коснётся дна,

Значит пой по нам, но не плачь по нам!

Наша смерть - не твоя вина.

И ты сказка, ты миф, ибо нет чудес,

Ты бросаешь свой гребень и до небес

Вырастает сказочный лес.

Это узкий фарватер и ночи мгла,

Это лоцман - пьянчуга, его дела,

Это всё скала...

Но, пожалуйста, дай мне поверить, что ты - была.

Гаммельн

У раздавшихся улиц трамвайный прорезался голос,

Нарезающий дуги по сонному горлу с утра.

Горожане расселись по офисам, дети - по школам.

Старики на скамейках судачат на тему утрат.

В центре города площадь. На ней продавали солому,

А теперь там фонтаны, и ратуша, и каланча.

А на площади памятник. Может быть и крысолову,

Но, скорей, не ему. Городские легенды молчат.

Кто там помнит, что было. Учебник не раз переписан,

Деревяшка в музее лишилась былой красоты…

Но в тени постамента шныряют голодные крысы

И по старой привычке приносят сухие цветы.

Номинация «Стихи об эмиграции, ностальгии и оторванности от языково-культурных корней»

Эмигрантская молитва

Что тебе снится, крейсер Аврора,

В час, когда утро встаёт над Невой?

(М.Матусовский)

Бурлим половодьем, играем словами.

В дубовые двери стучим головами.

- Не вы ли последний? Тогда я за вами,

Мой конь на века опочил.

И утро встаёт за плечами, как пламя

Затушенной на ночь свечи.

Играем словами, бурлим половодьем.

Стальными руками сжимаем поводья -

Всё это охотничьи наши угодья,

До самых британских морей.

Гадаем впотьмах на неполной колоде,

Да прячем под стол козырей.

А тот, кто командует этим парадом,

Древнее небес, но находится рядом.

На новом плацу небывалый порядок,

Зачем же я снова бреду

Ожившей фигурой из Летнего сада

По тонкому невскому льду?

Поэзия есть настроение минус

Желание жить, но, о боже, пойми нас:

На восемь утра назначается вынос,

На восемь пятнадцать – подьём.

Протянем же ноги навстречу камину,

По-детски играя с огнём.

Чем больше грехов, тем смешнее молиться.

Ему одному, невзирая на лица.

- Иванушка, милый, не пей из копытца!

И смотрит наполненый зал,

Как с неба спускается синяя птица,

Чтоб выклевать трупу глаза.

- Иванушка, милый, не пей из копытца

- Пошла бы ты прочь, дорогая сестрица,

Я пью уже ночь. Мне никак не напиться.

Я пью уже тысячу лет!

- О чём вы твердите, поручик Голицын?

- А хрен его знает, корнет!

Сломалась надежда, прогнила опора

И нам не дано избежать приговора.

Блажен, надевающий шапку на вора,

И светел, забывший о нас.

Так что тебе видится, крейсер Аврора,

В тот самый предутренний час?

Игра на больше-меньше

Чем больше прожитых лет, тем меньше штучек расистских.

Прости мой глаженый вид, моя чужая страна.

Вода омоет мой хлеб потопом в Новороссийске.

И сытый голос любви опять захочет вина.

Чем больше прожитых дней, тем меньше проклятых судеб.

Прости мне пищу и кров, прими моё естество.

Но, кто бы ни был на дне, опять достанется судьям,

Ведь там, где судят за кровь, прощают за воровство.

Чем больше выпитых снов, тем меньше скалятся плечи

В лицо великой весне тугой ухмылкой горба.

Прости мне этот венок, как тот швейцарский диспетчер.

Целуй терновый венец, забыв про соль на губах.

Чем больше выбито влёт, тем меньше ключей скрипичных.

Пришла пора разводных. Даёшь последний мазок!

И только мурманский лёд встаёт оправданным кичем,

Ногтями ничьей вины царапая горизонт.

Чем больше учишься вновь, тем меньше кажется верным.

Прости мне этот плевок в лицо чужого огня.

Ты можешь простить за кровь, ты можешь простить за веру,

И только за воровство не надо прощать меня.

Чем больше кажется смерть, тем меньше идти до цели.

Оставь мне каплю тепла, моя чужая страна...

Ты будешь слышать мой смех на каждой открытой сцене.

Ты будешь слышать мой плач на каждых похоронах.