ЭМИГРАНТСКАЯ ЛИРА-2015. Конкурс поэтов-эмигрантов «Эмигрантский вектор»
Номинация «Там»
* * *
С чем сравнить наши горские танцы,
если можешь, на солнце взгляни –
видишь, красные протуберанцы?
Вот на них и похожи они.
Взрыв эмоций, глазища навыкат,
звон кинжальный и искры вразлёт,
барабан бьёт, как лошадь копытом,
а гармоника душу вам рвёт!
Вот, красавец – пошёл на носочках,
весь подтянут, как будто струна,
каждый шаг, словно в пол сверху точка
или вбитая в сердце стрела.
А прыжок, как полёт в поднебесье,
ты и сам вдруг пускаешься в пляс,
и для танца становится тесным
поседевший так рано Кавказ!
* * *
Луна касалась Зедазени,
перед дождём метался стриж,
кресты с церквей бросали тени
на черепицу старых крыш.
Вдали угадывался Джвари,
под ним, как прежде, две реки –
Арагви слева, справа Мтквари,
в саду мерцали светляки.
Играл янтарным цветом виски,
искрилось красное вино...
Висело небо очень низко,
и звёзды сыпались в окно.
Шаги – из ночи вышли двое,
как призраки, возникли вдруг,
и не хватало только воя,
чтобы почувствовать испуг.
Один держал ведро с хинкали,
другой нёс блюдо с шашлыком.
Не отвертеться от реалий –
мы под грузинским колпаком!
Застолье расслабляет быстро
поэтов, жуликов, врачей,
и вот уже шансон со свистом,
бессмысленность пустых речей.
О вере в Бога, „бедах“ геев,
о хитрых происках Кремля,
о всемогуществе евреев,
о том, что суки у руля.
И так полночи – пили, ели,
но разве в этом жизни суть,
и мы к стене Светицховели
решили всё-таки рвануть!
Сверкал колосс в лучах подсветки,
но только портило сюжет,
то, что какой-то Колька – Светке
на фреске передал привет.
Луна ушла, и утро Мцхету
залило солнечным теплом.
Хирург, политик, два поэта
похмелье правили вином...
Номинация «Здесь»
* * *
Надышался тут пылью обочин,
это было как будто вчера,
не согрели столичные ночи,
под Москвою теплей вечера.
Вот опять под крылом мегаполис –
не понять, где начало, где край.
В белой дымке знакомый до боли –
иллюзорно-сверкающий рай.
Заплатив за метро двадцать восемь
деревянных российских рублей,
забываю холодную осень
в тёпло-потном потоке людей.
По кольцу и затем радиалкой –
переход, эскалатор, сквозняк…
А по рельсам туннелей „Лубянки“
тени всех убиенных скользят…
Пиво, пиво, дешёвый джин-тоник,
банки с выпивкой в каждой руке.
Мне сдается, что скоро утонет
храм Блаженного в пьяной реке.
А ещё, столько не было прежде,
азиатско-прищуренных глаз…
Лишь по-прежнему ухо мне режет,
изобилие матерных фраз.
Я отвык от галдящей столицы,
толкотни в подземельях метро,
и уже никогда мне не слиться
с этим городом снова нутром.
Он живёт в своём бешеном ритме,
мне же нужен сегодня покой,
тут гуляют по лезвию бритвы,
ежедневно рискуя судьбой.
Отгулял я своё – будешь сниться,
повторю на прощанье слова:
„Дорогая моя столица,
златоглавая наша Москва!“
* * *
Кубики гранитные, временем потёртые,
каждый камень площади – чей-то яркий след,
рядом с нами многие, ну, а кто-то – с мёртвыми,
и на Лобном месте – россыпи монет.
Купола Блаженного, как винтом, вгрызаются
в небо разукрашенным, красочным шатром.
Слёзы умиления, хочется покаяться –
может, не получится, как-нибудь, потом.
Стены бесконечные, красные, кирпичные,
в золоте над башнями замерли орлы,
только, к сожалению, с неким безразличием
на Россию пялятся, словно со скалы.
Молча постою ещё – ну, прощай, красавица,
вряд ли я когда-нибудь вновь вернусь сюда.
Мне немного грустно оттого, что, кажется,
не увижу Красную больше никогда...
Номинация «Эмигрантский вектор»
* * *
Расскажи мне беседка бульварная,
с лёгкой грустью в прокуренном голосе,
про свой город, где улица главная –
переулочек лишь в мегаполисе.
Где вдыхают приезжие лапочки,
сладко-приторный запах магнолии,
мама с папой тогда им «до лампочки»,
институт и работа тем более.
И про то, как причалив на лодочках
закрепив канаты швартовые,
к «Пивзаводу» известной походочкой
приходили ребята портовые.
Разливное, ставридка копчённая
за копейки – считай, что бесплатная,
а в кармане колода краплёная
и мелодия в парке эстрадная.
Нашей памяти юность бедовая,
будоражит беседку бульварную
и ту первую куртку джинсовую
вспоминает, как вещь антикварную…
* * *
Загрустил, опять тоскую
и дрожащею рукой,
я по памяти рисую
акварелью Дом родной.
Там где гор седых вершины
небо режут пополам,
а ручьи бегут в долины,
словно слёзы по щекам.
Где лозой, почти созревший
виноград стучит в окно –
словно просится сердешный
поскорее стать вином.
Мне б рвануть за облаками,
не задумываясь вдаль,
с закадычными друзьями
за столом убить печаль,
и признаться первым тостом
не во сне, а наяву –
Сакартвело, я ведь просто
без тебя не проживу!
Без твоих церквей старинных,
без родного языка,
без людей гостеприимных –
пропаду наверняка…
| 
