Конкурс поэтов-переводчиков

Номинация «СВЕЧА ТОЛМАЧА»

Деннис Нурксе (Dennis Nurkse) (р. 1949). Американский поэт эстонского происхождения, дважды лауреат Национального фонда поддержки искусства США. Сын известного экономиста Рагнара Нурксе. В 1928 г. семья Нурксе эмигрировала в Канаду из Советской России. Отец поэта работал финансовым аналитиком в аппарате Лиги Наций, умер в Женеве в 1959. Деннис Нурксе автор восьми книг стихов, в т.ч. "Голоса над водой” – поэтической саге об эстонской семье, эмигрировавшей в Канаду в начале 20 в. Преподавал литературное мастерство в университетах Нью-Йорка и Майами, а также на курсах для заключённых. В настоящее время преподает в Колледже Сары Лоуренс в Нью-Йорке, США.

Dennis Nurkse

Деннис Нурксе

THE FIRST COAST

 (English)

(from "Voices Over Water", Four Way Books, Marshfield, ISBN 1-884800-18-1)

We children came from anger.

On a calm night my parents

could elude each other, as if in a capital city,

in the hut with a bleached pine floor

between the gulf and the granite pastures.

Mother crushed myrtles between her fingers,

father picked at a knot with his teeth

or hummed the roots of A Mighty Fortress.

As soon as one of us could sing, she was assigned

lead soprano, and the other children

were  pushed down to alto, tenor, baritone.

I was the eldest, I felt myself plummeting

down toward that bass-pedal pulsing

in my father’s belly. I alone knew

that while he was harmonizing with all his strength

he was also listening, for an accidental, for a fox

in his bean patch, for a neighbor carousing

a mile across snow: he was a lay preacher

and once when we were walking he picked me up

and covered my eyes with his rabbitskin glove

so I crept back later and saw

a prostitute being pushed out to sea

in a boat with no oars. She was huge like my mother,

and even at seven I knew that one of the men

grunting on the dock must have been the lover,

but all wore frowns of innocence, all were certain

that not even God has responsibility

for the actions of the winter Baltic.

Первый берег

(из книги "Голоса над водой")

Мы, дети, родились из гнева.

Тихой ночью родители

могли избегать друг друга, будто в столице,

в хижине с выбеленным сосновым полом,

меж заливом и гранитной пажитью.

Мать растирала мирт между пальцами,

отец впивался в узел зубами

или гудел главную партию «Твердыни нашей».

Только одна из нас научилась петь, её сразу

назначили ведущим сопрано, другие дети

по нисходящей стали альтом, тенором и баритоном.

Я был старшим, я чувствовал, как я падаю

в эту вибрацию педальных басов

в животе моего отца. Я один знал,

что пока он выводил рулады на полную мощность,

он, в то же время, слушал случайные звуки: лису

у себя на бобовой грядке, соседа, что куролесил

по снегу целую милю: тот был мирской проповедник,

и раз, на прогулке, он поднял меня

и прикрыл мне глаза своей кроличьей рукавицей,

а позже я прокрался назад и увидел,

что проститутку столкнули в море

в лодке без вёсел. Она была необъятной, как моя мать,

и я, семилетний, знал уже, что один из мужчин,

бормотавший на пристани, был любовник,

но все корчили хмуро-невинные мины,

уверенные, что даже Бог не в ответе

за поведение Балтики зимней.

LETTER FROM HOME

 (English)

1.

She writes: We would have voted against the war

but all candidates opposed it.

We joined a march in dead of winter.

Weekend clerks gathered to applaud,

clapping to warm their numb hands.

In the tenements, hand lettered signs supported us.

The soldiers said, We will not fight,

and the generals, There is no cause.

Whom would we invade? she writes:

we were the greatest power, perhaps of all time.

Than the war began in the corner of the eye.

At first it was mild and demanded nothing.

Now to want to die would be a privilege.

Now the invasion writes these words and can’t stop.

2.

They practice torture here, she says,

in the hospital, in the maze of corridors

color-coordinated for the insides of the body.

The laws allow it, but only as a last resort.

Only if a city might be destroyed otherwise.

3.

We’ve created an external mind, she writes.

It has made our world small as a withheld breath.

If you want a weapon, you have only to imagine it.

4.

Still a window blazes all night.

Still the cars pass.

Письмо из дома

1.

Она пишет: Мы бы выступили против войны,

но все кандидаты были за мир.

Мы вышли на марш в лютый холод.

Клерки столпились похлопать,

чтоб согреть застывшие пальцы.

Жильцы помогали плакатами «от руки».

Солдаты сказали, Мы не пойдём,

а генералы, Повода нет.

На кого нападать? пишет она:

мы были великой державою всех времён.

Где-то в уголке глаза возникла война.

Мягко так, и покладисто поначалу.

Теперь желание умереть было бы честью.

Теперь нашествие пишет эти слова.

2.

Здесь практикуют пытки, пишет она,

в больнице, в переплетении коридоров,

обозначенных согласно цветам органов тела.

Закон позволяет, в качестве крайней меры.

Если иначе может погибнуть город.

3.

Мы создали внешний ум, пишет она.

Это сжало наш мир, как задержанный вдох.

Хочешь оружие – надо его лишь вообразить.

4.

Всё горит ночь напролёт окно.

Всё шины шуршат.

THE SIMULAKRA

(English)

They were driving into the mountains, suddenly married,

sometimes touching each other’s cheek with a fingernail

gingerly: the radio played ecstatic static: certain roads

marked with blue enamel numbers led to cloud banks,

or basalt screes, or dim hotels with padlocked verandas.

Sometimes they quarreled, sometimes they grew old,

the wind was constant in their eyes, it was their own wind,

they made it. Small towns flew past, Rodez, Albi,

limestone quarries, pear orchards, children racing

after hoops, wobbling when their shadows wavered,

infants crying for the rain, old women on stoops

darning gray veils—and who were we, watching?

Doubles, ghosts, the ones who would tell of the field

where they pulled over, bluish tinge of the elms, steepness

of the other’s eyes, glowworm hidden in its own glint,

how the rain was twilight and now is darkness.

Симулякры

Они ехали в горы, неожиданно поженившись,

иногда, осторожно, нОгтем касались щеки другого;

радио экстатично играло статику, веер дорог,

нумерованных голубым на эмали, вел в облака,

к базальтовым склонам, закрытым верандам тёмных отелей.

Иногда они ссорились, а иногда – взрослели,

ветер дул им в глаза постоянно, это был их ветер,

они его вызывали. Городки пролетали мимо,

Родез, Альби, карьеры известняка, грУшевые сады,

дети, бегущие за серсо, виляя синхронно тЕням, 

чада, плачущие к дождю, старухи на шатких ступенях

за штопкою серых шалей – а кто же мы, наблюдатели?

Двойники, призраки, те, кто расскажет о поле ржи,

где заночевали, о вязах с голубоватым пушком,

глубине глаз другого, светлячке, окукленном вспышкой,

о том, как был сумраком дождь, ныне же стал – темнотой.