ЭМИГРАНТСКАЯ ЛИРА-2018. Конкурс поэтов-эмигрантов «Эмигрантский вектор»
Номинация «Там»
* * *
Родился я возле Бутырской тюрьмы,
Рядом с ней был родильный дом.
Но не знал ни тюрьмы я, ни Колымы.
Просто рос в стране под замком.
Всё предписано было чётко,
Шёл вперед, не видя ни зги,
Срок положенный за решёткой
Отбывали мои мозги.
Помню, дедушка понемногу
Обучал Ивриту меня.
Он учил меня славить Бога
За блаженство каждого дня.
Но я был закалённей стали,
Твёрже, чем твердейший металл,
Я сказал, что не Бог, а Сталин
Мне счастливое детство дал.
В выражениях осторожных,
Не ругая и не браня,
Дед сказал мне, что я безбожник.
Он помолится за меня.
Думал я точно так, как надо,
Марш победный гремел в ушах.
И в рядах двуногого стада
Я старался чеканить шаг.
Облава на женатых
Это было в начале 60-ых. Мы с женой и малолетним сыном приехали в дом отдыха Кастрополь в Крыму. К нашему великому удивлению, нам было сказано, что мужу с женой запрещено жить в одном номере. Почему? Потому что в предшествующем заезде поймали двоих, живших в одном номере и не состоявших в законном браке. Поэтому администрация дома отдыха предписывала двум семейным парам перегруппировываться с тем, чтобы мужья жили в одном номере, а жёны в другом. Я позвонил в «Неделю» (я писал под псевдонимом Борис Финиасов). Редактор сказал: «Пиши». В тот же вечер я написал фельетон и отослал в Москву авиапочтой. Это было во вторник. А в воскресенье я услышал, как отдыхающие на пляже читают мой фельетон «Облава на женатых». Я перескажу его в трёх четверостишиях.
Моральные законы святы,
Их нарушать запрещено.
Идут облавы на женатых
И на замужних заодно.
И чтоб все было чин по чину
И нравственность соблюдена,
С мужчиной должен спать мужчина
И с женщиною – женщина.
И пусть запомнят наши дети:
Лишь потому они на свете,
Что их родители посмели
Друг с другом спать в одной постели.
Номинация «Здесь»
Как Софи Лорен призналась мне в любви
Когда я работал на радиостанции «Голос Америки», я вел программу «Из мира кино» и мечтал взять интервью у Софи Лорен. Но о командировке в Европу не могло быть и речи. И вот однажды, придя на работу, я увидел прожекторы, микрофоны и всё такое прочее. И все повторяли: «Софи Лорен, Софи Лорен». Снимался эпизод фильма с её участием. А выбрали наше здание, потому что из окна кабинета директора «Голоса Америки» открывался отличный вид на Капитолий. Я представился Софи Лорен и сказал, что хочу взять у неё интервью. Она сразу ответила согласием. Причём это было обоюдное интервью. Я спрашивал актрису о её лучших и худших фильмах. А она меня – о жизни в СССР и в Америке.
И вдруг она сказала мне такое,
Что потолок поплыл над головою.
Соображать я начал постепенно,
Что вместе с потолком поплыли стены.
Едва я удержался на полу,
Когда услышал русское: «Лублу».
Не потому ль она мне так сказала,
Что только это слово лишь и знала?
Я видел её чувственные губы,
Гадая: она «лубыт» иль «не лубыт»?
Я за нее сражался бы на фронте,
Но не отбить ее у Карло Понти.
По внешним данным, да и по таланту
Я явно уступаю Кери Гранту,
Который так хотел с Софией быть,
Но тоже не сумел ее отбить.
А то мы оба были б с ним распяты
По воле Карло Понтия Пилата.
Скрипачи
Среди знаков на надгробиях старого еврейского кладбища в Праге, основанного в XV веке, можно увидеть скрипки.
Прислушайся, прислушайся, ты слышишь?
Что это: чей-то шепот или плач?
Прислушайся, нет, это не на крыше,
А под землею заиграл скрипач.
И безупречно точно, без ошибки
В закате догорающих лучей
Мелодию подхватывают скрипки,
Все скрипки здесь лежащих скрипачей.
Наш мир - живых и мертвых - так условен.
Все поколения в одно слились.
Звучат в концерте Моцарт и Бетховен,
Которые тогда не родились.
Вдруг музыка божественно - земная.
Подобной ей и не было, и нет.
Но композитора никто не знает.
Он лишь родится через сотни лет.
И с дирижерской палочкой маэстро
Нам, не усопшим, говорит: Проснись!
И помнят скрипки мертвого оркестра
Ту, что была, и ту, что будет, жизнь.
Прислушайся, прислушайся...
Номинация «Эмигрантский вектор»
Тоска окаянная
Что было? Что будет?
Судьбы моей варево.
Как белые груди –
Земли полушария.
А за океанами
Земли другие.
Тоска окаянная –
Ностальгия.
Все спутано, скомкано,
Стало вдруг колкое.
Плыву по Потомаку –
Мучаюсь Волгою.
Откуда? Куда ты?
Опомнишься ль скоро?
Что это – Карпаты?
Скалистые ль горы?
И Таллин, как Дублин,
И Мэн, как Карелия,
Вся память изрублена
Параллелями.
А даль бесконечная
Скрыта туманами.
Все сердце иссечено
Меридианами.
А осень, как осень.
Деревья нагие.
Куда ж ты уносишь
Меня, ностальгия?
В краю том морозном
И горько, и сиро.
И даже березам
Там снятся ОВИРы.
За что же
Ты гложешь
Меня, ностальгия?
Эмиграция – это судьба.
Это шара земного вращенье.
Это резкий уход от себя
И в себя же потом возвращенье. |