ЭМИГРАНТСКАЯ ЛИРА-2018. Конкурс эссеистов «Русская поэзия за пределами России»
Некому берёзу заломати
Как-то, ещё в прошлом веке, случился у меня разговор о поэзии с ровесником, спортсменом-бегуном на длинные дистанции. Выяснилось, что самых известных поэтов, наших современников, он не очень уважает, а некоторых просто на дух не переносит, называя их «выпендрёжниками». И объяснял мне: - «Ты видел соревнования по спортивной ходьбе? Это же какое-то извращение, по сравнению с бегом - ни красоты, ни скорости. Бег – естественное движение, от природы. А у человека, впервые увидевшего спортивную ходьбу, поначалу она вызывает смех, а потом – недоумение и вопрос, зачем? Вот и на выпендрёжные стихи у меня такая же реакция».
Пробелы в своём «поэтическом» образовании он признавал: - «До школы у меня дома из книг был только песенник «Поёт Cоветская страна», страниц пятьсот. Батя мой в армии был ротным запевалой, и в плохую погоду по воскресеньям мы с ним пели все песни подряд с самого начала.
Будённый, наш братишка,
С нами весь народ.
Приказ голов не вешать
И глядеть вперёд.
Один раз до 176-й страницы допелись. Я читать ещё не умел и все песни с голоса запоминал. И до сих пор для меня самый лучший поэт – Михаил Исаковский. В том песеннике на его слова было 14 песен! И все отличные: «Катюша», «С берёз неслышен, невесом Слетает жёлтый лист…», «Снова замерло всё до рассвета…».
Надо сказать, что в наши школьные годы Пушкина и даже Евтушенко издавали стотысячными тиражами. А ведь были времена, когда в деревне книга была редкостью, и «поэтическое» образование народ получал через песни. Которые запоминались с голоса.
Сегодня в ХХI веке много ли мы помним стихов своих современников? Лично я, например, могу прочитать наизусть только два стихотворения моей знакомой, американки. Потому, что знакомая. И потому, что стихи её сами запоминаются.
В Петербурге нас разделяло каких-то полтора километра, сейчас – 7000 км. Но мне без разницы, где были написаны те стихи, в России или за её пределами. Для Интернета и настоящей поэзии не существует границ. Кроме языковых! Но вот что интересно - на разных языках у поэзии одни и те же проблемы.
Американский поэт, бард, певец Аллен Гинзберг (1926 – 1997): «…Даже по прошествии времени люди будут помнить многие-многие строки Боба Дилана и некоторые строки Джона Леннона, а почти вся академическая поэзия будет забыта». Чтобы это пророчество приложить к русской поэзии, достаточно заменить вышеупомянутые два имени, соответственно, на Владимир Высоцкий и Булат Окуджава.
В 2016 году Нобелевскую премию по литературе присудили 75-летнему Бобу Дилану. С формулировкой: «За создание нового поэтического языка в рамках великой американской песенной традиции». Высоцкий вполне мог дожить до Нобелевской премии и получить её за то же самое, что и Боб Дилан – только в рамках великой русской песенной традиции.
В 1987 году Нобелевским лауреатом стал Иосиф Бродский (1940 – 1996). Русская поэзия творилась им 12 лет в России и 24 года за её пределами. В собрании его сочинений «российские» стихи занимают 750 страниц, а «за-предельные» – 450. Интенсивность стихотворчества уменьшилась в 3.6 раза (750/12: 450/24), что объясняется не только эмиграцией с её языковыми и житейскими заморочками. Поэт стал старше, а поэзия, по большому счёту, дело молодых. Когда в крови бурлят гормоны, юноша начинает сочинять любовную лирику. С приближением «кризиса среднего возраста» у стихотворцев намечается переход к гражданской лирике. До философской лирики доживают не все. (Этой периодизации, конечно, небходимо статистическое обоснование, учитывающее неизбежные исключения).
После интеллектуала и эрудита Бродского русская поэзия стала другой. Появилось множество более или менее откровенных подражателей, эпигонов.
Естественно, нобелевский блеск завораживает. Да и с помощью слов легче симулировать интеллект и эрудицию, чем чувства и темперамент. Но есть ещё у Бродского недостижимое для подражателей чувство юмора. В его стихах юмор – художественный приём, наравне с метафорой, гиперболой. Таким юмором не обладали великие поэты: Блок, Цветаева, Пастернак. Такой юмор в превосходной степени был у Пушкина, Алексея Константиновича Толстого. А из современников Бродского - у Владимира Семёновича Высоцкого!
Упорная тренировка поможет худо-бедно овладеть техникой версификации, нарастить «поэтические мускулы», но почти не скажется на эффективности «поэтических желёз внутренней секреции». Даже у самых «тренированных» поэтов не хватит духа и мыслей на стихотворение в несколько сотен строк.
Сравниваю поверхностно, по-дилетантски «Большую элегию Джону Донну» (более 200 строк, написана в России) и «Колыбельную Трескового мыса» (около 400 строк, написана в эмиграции). В «Элегии…» от начала и до конца выдержаны метрика и довольно строгая рифмовка. В «Колыбельной…» и то, и другое меняется на протяжении стихотворения. Будто поэт, вырвавшись из-за железного занавеса, обрёл заодно и поэтическую свободу. (И тут же стал злоупотреблять ею). Пожалуй, на анализе только этих двух стихотворений можно сделать не одну филологическую диссертацию. У меня же два «инженерных» замечания, уличающие Поэта в незнании реалий жизни на родине. Вот строфа из «Колыбельной…»:
Лучше взглянуть в телескоп туда,
где присохла к изнанке листа улитка.
Говоря «бесконечность» в виду всегда
Я имел искусство деления литра
без остатка на три при свете звёзд,
а не избыток вёрст.
В России никого не удивишь умением разлить без остатка на троих пол-литру (но не литр!). И даже не при свете звёзд, а не глядя, на слух - по булькам! (Стандартная поллитровка, изливаясь, булькала 21 раз).
Я помню многие-многие строчки из Бродского и, увы, ни одного стихотворения целиком. В последнее время, толкуя о поэзии, часто повторяю его прозаическую фразу: «В системе поэтического мышленья роль подсознания выполняет эвфония (благозвучие)». Сам-то Бродский, кажется, о благозвучии своих стихов не заботился. У него были другие приоритеты. Помню такие строчки:
полумесяц плывёт в запылённом оконном стекле
над крестами Москвы, как лихая победа Ислама.
В них изысканная звукопись не смягчает мрачного пророчества (сделанного полвека тому назад!).
Стихи Бродского пытались петь барды – без особого успеха. Сам поэт не одобрял эти попытки, полагая, что его стихи не нуждаются в музыкальном сопровождении. А может быть, подсознательно понимал фонетическую (?) их непригодность для распевания. Зато включал в стихотворные тексты фразы, заставлявшие читателя задумываться. И задерживаться на них неизбежнее, чем на любых знаках препинания.
Одиночество учит сути вещей.
Время больше пространства.
А вот ещё одно его высказывание: «Когда поэт заимствует чей-то образ, рифму или метафору, он просто посылает поклон тому поэту, у которого что-то берёт, приглашает его в наше время, советует читателю открыть книги этого поэта».
К сожалению, стихов самого Бродского читатель «из народа» не открывает.
Петербуржский литератор Виктор Топоров (1946 – 2013) в статье 2006 года «Пейзаж после Бродского»: - «Читателей поэзии сегодня нет. Есть читатели поэтической классики и нехотя читающие друг друга стихотворцы, имя которым легион. Бродский интересен читателям классики – и читают его, как последнего классика и, может быть, как последнего поэта».
Грустное заключение. Но, может быть, не всё потеряно, и поэзия вернётся к «народу». Через песни?! Снобы от литературы и филологии возмущаются безграмотными и примитивными текстами современной эстрадной песни. Попса! Ну, не надо стенать и плакать. Возьмите и напишите стихи, но чтоб на уровне Исаковского, и музыку к ним на уровне Дунаевского. Слабо? Высоцкого на вас нет! Настоящих буйных мало, вот и нету вожаков…
Кроме эстетического воспитания читателя поэзия может и должна играть первостепенную роль в сохранении чистого русского языка. Одолеть эстрадную «попсу» ей под силу. Труднее противостоять газетно-телевизионно-канцелярской эрозии языка, происходящей в России уже целый век.
У русской поэзии за рубежом есть ещё и другая задача. Эмигранты, рано или поздно, хорошо или так себе, но осваивают язык, находят работу, приживаются. Дети и внуки рождаются и растут в новой языковой среде, в другом культурном пространстве. Играют в компьютерные игры, и в бейсбол, а не в футбол. Дома говорят на русском, но иногда как бы переводя с иностранного. Слушают записи Высоцкого и Окуджавы, чтобы порадовать бабушку, которая с кем-то из них была знакома.
Хотите, чтобы у вашего наследника был живой русский язык? Пойте младенцу колыбельные на русском языке. Конечно, не «Колыбельную Трескового мыса», а что-нибудь попроще:
Спи, моя радость, усни,
В доме погасли огни,
Пчёлки затихли в саду,
Рыбки уснули в пруду…
И потом, выбирая песенки, подходящие по возрасту, следите, чтобы в них был хороший русский язык. К примеру, не годится:
Пусть бегут неуклюже
Пешеходы по лужам…
А жаль, припев там замечательный. И музыка Владимира Шаинского!
И в заключение - моё стихотворение, в котором, как бы по наущению Бродского, явными заимствованиями я шлю привет поэту-песеннику Игорю Шаферану, а Борису Леонидовичу и Иосифу Александровичу – поклон.
DUM SCRIPTO, SPIRO
Забываю вдруг слова,
Ненадёжна голова.
Сердце – непослушный метроном.
То он ямб, а то хорей,
Рифмой тянет из дверей,
И мелькают даты за окном.
У меня порядка нет,
У меня желанья нет
Наводить порядок на столе.
Никуда я не спешу,
За день строчку напишу,
Будто собираюсь жить сто лет.
Я лежу – сижу – хожу,
Смысл жизни нахожу
И теряю десять раз на дню.
Рассуждаю сам с собой,
Ускользает мысль порой,
И никак её не догоню.
У меня подруги нет,
У меня прислуги нет.
Прислонясь к дверному косяку,
Выключаю пылесос,
Задаю себе вопрос,
Что случилось на моём веку?
Я в Израиле живу,
Помню Невский и Неву,
Зимнюю канавку, Летний сад,
Медный всадник, Эрмитаж…
Сорок лет рабочий стаж,
В голове осенний листопад.
У меня здоровье – ох!
У меня компьютер сдох.
Чтобы жизни подвести Итог,
Я карандашом пишу
И, пока пишу, дышу,
Выдыхая память в Эпилог.
P.S. Эссе публикуется в авторской редакции и без корректуры (примечание Александра Мельника). | 
