ЭМИГРАНТСКАЯ ЛИРА-2017. Конкурс поэтов-эмигрантов «Эмигрантский вектор»
Номинация «Там»
* * *
Жили-были в городе
Много нас.
Голоса на проводе -
Много глас...
В телефонной будочке
За две коп.
Получи минуточку
Счастья чтоб.
Вот стоит столовая,
Серый пол.
Повара, как олово -
Одинаков пол.
Вот стоит Серёга-пьянь,
Жёлтый глаз.
Душу, говорит, воспрянь -
Будешь есьм аз!
На скамейке девица
Незнакомая.
Ни мычит, ни телится...
Очи - полынья!
Мы махнём в Карелию
По весне.
А друзья не верили,
Что я с ней!
Я закину удище
В Озеро, в Залив...
Впрочем, это в будущем -
"Кооператив" –
вовин, валин, жорин –
бедами просмолен
балтикой просолен
от ушей до пят.
смольному покорен
тихо похоронен -
олин, светин, сонин,
ленин град.
4-е марта
04.03.2012 В.В. Путин был вновь избран президентом Российской Федерации
Когда бывает в феврале
такое небо, как в апреле,
в нежданно-гаданном тепле,
в недельной давности метели,
следах, невидимых почти,
стыдливо прячущейся где-то
зимы – ловушки и крючки
на медленной дороге к лету.
Когда взлетают к облакам
невесть откуда взявшись птахи –
укор, неверующим нам, -
а это просто наши страхи,
что вот она, её оскал,
прикрытый белой прядкой вьюжной,
и прищур ледяной сковал
надежду, ставшую ненужной.
Но дым струится к облакам,
восходит кольцами над чащей,
как будто курит великан,
между холмами возлежащий.
Картина красками полна:
не акварель, - акрил да масло, -
новорождённая весна.
Не верилось – а вот напрасно!!!
Та, на кувшинковом листе,
пытаясь ветками прикрыться,
а ветки в той же наготе,
да розовый пушок на рыльцах
у детских почек на заре…
Тогда и выложится карта:
проклятый день в календаре,
помеченный четвёртым марта.
Студёный день, а дальше тьма.
И тьма, что день, а он – проклятый.
Когда идёт на нас Чума
и льстится жатвою богатой.
Черна, бесснежна – сколько их,
ростков повымерзнет отважных.
Страна присядет на троих.
А встанет ли?
Одна?
Однажды...
Номинация «Здесь»
* * *
Странный пылающий город Берлин –
Жарко, во-первых: за 20 в апреле,
Все что-то строят руками румын,
Турок – за гриль, безработный – в постели.
Фанов футбольих – что месячных течь,
Нрав инфантильный, детский.
Сербохорват совершенствует речь
Чехов-словак.
Немецкий.
Русский в постели, в машине, в бюро
В нежное тело компьютера пальцем
Тыкает, тешится, грязный урод –
Он программист, не тревожьте страдальца.
Дети арабские – не Талибан,
Так зажигают на мотосипедах! -
Прочие дети сидят по домам,
То есть, не политкорректно к соседу.
Наци на юго-востоке орут,
Запад – приют автонома.
То ли: зиг хайль, то ли: Гитлер капут! –
Все они, стало быть, дома.
Поиск вести начинаешь с утра
Некоей формы протеста...
Мне бы гора или даже нора –
просто укромное место.
В гугловой карте расплылся, как блин,
Кляксой без впадин и горок. –
Очень поверхностный город Берлин,
Странный пылающий город.
Русский театр в Германии
Поспели вишни в саду у дяди Вани.
У трёх сестёр подрос участок леса.
Нашёл Платонов истину в стакане.
Рогожин застрелил в бою черкеса.
Иван Ильич, оправившись от хвори,
В дому Облонских всех довёл до драки,
В то время как его мальчонка Боря
На огороде тырил пастернаки.
Иван Денисыч, декабрист-легенда,
Затеяв бизнес дачами в Сибире,
Сдавал семье раскольников в аренду
Две койки в своей питерской квартире.
Андрэ Болконский сгинул подо Ржевом.
Поручик Ржевский канул под Ростовом.
Настасия Филипповна Ростова
Имела Ганю справа, Пьера слева.
Актёр Счастливцев, встретив как-то Лизу
(за ней приданого – корзина да картонка...)
На Дерибасовской устроил антрепризу,
В которой Вронский маленьким ребёнком
Стучал по рельсу палочкой. – Антракт!
...За годом год. Фигуры вперемежку:
Лошадки, офицеры, дамы, пешки.
Одесса-Петушки. Последний акт.
Номинация «Эмигрантский вектор»
40 строк
Веслом раскачивая воду,
водой раскачивая берег,
решив сравнить свою свободу
с ее эквивалентом волн,
я не открыл больших Америк,
морскую щупая природу -
стихия не простит истерик -
в ней каждый вал натужный вол.
Она как пастбище едина:
сродни загривки буеракам -
здесь есть края, есть середина,
есть жиже, есть и гуще корм...
Среди волов морских и яков
я будто ослик Насреддина.
Промеж копытных есть однако
и солидарность и закон.
Но до поры... Как по сигналу
примерно рога иль сирены
тревогу мутную подняло,
как по команде - на дыбы!
Из пастей рвется пар и пена,
волам копытом рыть пристало -
такая видишь перемена
воловьей взбыченной судьбы.
Быки несутся, их загривки
сияют благородным потом,
оплевки, ругани обрывки,
бычачьих бешеных слюней -
как будто вброшена наживка,
и все разыграно по нотам -
так молоко сбивают в сливки,
чтобы погуще, пожирней.
Они едины в бычьей буче,
но сколь же жалки в этой гонке -
их кто-то хлещет, кто-то дрючит
крюками, не жалея спин;
Не виден пикадор могучий...
Мой ослик думает в сторонке:
моя Свобода будет круче,
они ведь стадо. Я ж один.
* * *
Какая осень, мать, какая осень.
Какой туман, какая затхлость в мире.
Нагое дерево - без паспорта в ОВИРе,
Ведь лист - он безответен и бесспросен
- Ах жизнь моя, ты, как ночной троллейбус,
Тот самый, что вполне собой доволен,
Примерившись к кольцу московских штолен,
Вползла улиткой в окуджавский ребус.
- Так обращал ко мне, простолюдину,
Под соточку один московский интель
Свой ветхий спич, в котором красной нитью
Преемственности тема проходила.
Там что-то про советскую культуру,
Про вогнутое зеркало пространства,
В котором было радостно стараться
Всем нам, совком ловившим синекуру.
Мне было весело, и я смеялся громко,
Нещадную не удержав икоту -
Мне вспомнилась и черная суббота,
И кафедра начальной оборонки,
И собственные речи пустомели,
Напыщенность высказываний книжных,
Загадочность поступков многих ближних -
Осталась будто родинки на теле.
Мне вся земля – что скатерть-самобранка,
Но верно, что куда б ни завело,
Отечество мне Красная полянка,
А родинка мне Ясное село! |