ЭМИГРАНТСКАЯ ЛИРА-2015. Конкурс поэтов-переводчиков «Свеча толмача»

Robert Frost

Роберт Фрост (1874–1963) был признан одним из величайших поэтов прошлого века. Он всю жизнь оставался самим собой, работал физически, был очень близок к земле... Он уже при жизни воспринимался как классик, награжден четыре раза Пулитцеровской премией. Главная его отличительная черта как поэта, на мой читательский взгляд, – удивительное, лежащее в основе его мироощущения, зерно иронии, которое и есть по сути вечное сомнение, а еще – умение сбить пену пафоса с любой самой драматической темы... Фрост не принадлежал к поэтам, которые отзываются на злобу дня. Его стихи сплошь о вечном. Это стихотворение поражает всем своим строем, говорит о таких вещах, о которых задумывается каждый человек... Фрост делает это необычайно самобытно, убедительно поэтически.

Into My Own

(язык оригинала – английский, источник - http://www.bartleby.com/117/1.html)

One of my wishes is that those dark trees,
So old and firm they scarcely show the breeze,
Were not, as 'twere, the merest mask of gloom,
But stretched away unto the edge of doom.

I should not be withheld but that some day
Into their vastness I should steal away,
Fearless of ever finding open land,
Or highway where the slow wheel pours the sand.

I do not see why I should e'er turn back,
Or those should not set forth upon my track
To overtake me, who should miss me here
And long to know if still I held them dear.

They would not find me changed from him they knew--
Only more sure of all I thought was true

К себе
 

Еще бы хотелось, чтоб темные те дерева,
Чью мощную древность и ветер колеблет едва,
Не слепком печали стояли, тверды и густы –
простерлись бы в тайные дали до смертной черты.

Надеюсь, позволят – я в толщу ветвей навсегда
Скользну без опаски, что не оставляю следа
Ни там, в чистом поле, ни здесь, на шоссе городском –
Где медленное колесо овевает песком.

Не вижу причины я, чтоб обернуться назад —
туда, где иные, возможно, теперь захотят
меня заменить, заступая в мою колею...
И с грустью припомнят ли нежность былую мою?

Но только никто не найдет перемены во мне —
в своей правоте утвержденном отныне вполне.


Сара Тисдейл.

Первый поэт, удостоенный премии, которую впоследствии назовут Пулитцеровской... Тонкий и пронзительный лирик, женщина тяжкой судьбы... Была на какое-то время почти забыта. Сейчас, похоже, интерес к ней возвращается.

A Prayer

(язык оригинала – английский, источник - http://www.poemhunter.com/i/ebooks/pdf/sarah_teasdale_2004_9.pdf (стр. 19)

Until I lose my soul and lie
Blind to the beauty of the earth,
Deaf though shouting wind goes by,
Dumb in a storm of mirth;
Until my heart is quenched at length
And I have left the land of men,
Oh, let me love with all my strength
Careless if I am loved again.
 

Молитва

Пока душа не сбросит тело,
Не зрящим здешней красоты,
Глухим к ветрам и онемелым
Для радости и для мечты,

Пока мне сердца не сгубило,
Пока я здесь, среди людей,
Моей любви дай мощь и силу —
Пусть даже нет ответа ей.


Томас Харди.

Последний писатель викторианской эпохи, отличался с юности настойчивостью в приобретении знаний, изучал архитектуру и древние языки. Прожил долгую жизнь. Выходец из самых крестьянских низов Англии, он стал большим писателем, классиком. Больше известен как романист и рассказчик, но писал и стихи. Самые пронзительные стихи написал в старости, после смерти первой жены Эммы – уже в двадцатом веке...

Afterwards

(язык оригинала – английский, источник - http://www.poemhunter.com/poem/afterwards/)

When the Present has latched its postern behind my tremulous stay,
And the May month flaps its glad green leaves like wings,
Delicate-filmed as new-spun silk, will the neighbours say,
"He was a man who used to notice such things"?

If it be in the dusk when, like an eyelid's soundless blink,
The dewfall-hawk comes crossing the shades to alight
Upon the wind-warped upland thorn, a gazer may think,
"To him this must have been a familiar sight."

If I pass during some nocturnal blackness, mothy and warm,
When the hedgehog travels furtively over the lawn,
One may say, "He strove that such innocent creatures should come to no harm,
But he could do little for them; and now he is gone."

If, when hearing that I have been stilled at last, they stand at the door,
Watching the full-starred heavens that winter sees,
Will this thought rise on those who will meet my face no more,
"He was one who had an eye for such mysteries"?

And will any say when my bell of quittance is heard in the gloom,
And a crossing breeze cuts a pause in its outrollings,
Till they rise again, as they were a new bell's boom,
"He hears it not now, but used to notice such things"?

После
 

Как звякнет за мной защёлка дверей моего житья,
И зеленокрылым шёлком заплещется май опять, -
Соседи мои! - припомнит ли кто-то из вас, что я
Подобные вещи с толком всегда умел замечать?

И в сумерках ястреб дикий – тих, как ресничный взмах,
на выветренные пики росой упадет в горах.
Глазея на то, знакомый возможно проговорит,
Дескать, живи покойный –  узнал бы привычный вид.

Когда черноту ночи рвут промельки тёплых крыл,
и сквозь валежник ёжик тревожно свой ищет путь -
Кто-то вздохнёт: "Он очень безвинных тварей любил.
Ушёл... – Не хватило мочи их защитить как-нибудь"...

Прощаться в ночи морозной друзья придут средь зимы
У двери на миг застынут, в небо подняв глаза.
И вглядываясь в звезды, светящиеся из тьмы,
подумают ли: "Как любил он все тайные чудеса..."?

И скажут ли на закате при звоне колоколов,
Чьи отзвуки застывают, разбиты на стыке ветров
И, c новыми звонами слившись, несутся опять, опять -
"Этого он не услышит, но всю жизнь умел замечать"...