Конкурс поэтов-эмигрантов

Номинация «Стихи о родном крае, об историко-географических и культурно-языковых корнях»

* * *

Люблю деревню липким ранним утром,
Когда в рассветной дымке видно как
Крестьянин отливает перламутром
Вчерашний пятизвездочный коньяк,
Когда в кустах цветущего поп-корна
Чуть слышно щебетанье мух-цеце
И заяц двумя лапками проворно
Свое богатство чешет на крыльце,
Лягушки пьют на берегу джакузи
Настой от бородавок на себе,
Мечтая, пусть о страшном, но французе,
Который пригласит их на обед,
А мимо едут леди от Карнеги,
В деревне нет успешнее ледей,
Но прижились! Теперь дают в телеге
Потомство для просроченных людей,
На всем природа ночью отдохнула,
Такому утру жизнь опять близка,
Такое утро кружит вместо дула
В собачьем вальсе палец у виска,
И хочется лететь отсюда лесом,
Как белоснежный лайнер под откос,
Ах, если бы еще и стюардессы
Не теребили каждый день вопрос,
Не открывали философский краник
На кухне, где давно стоят часы:
Зачем Герасим утопил Титаник
В бескрайних водах средней полосы?

* * *

Ужаленный на голову крестьянин

Среди растений босиком стоит

На страже пограничных состояний

С копьем в руке и неприступен вид,

А мог остаться просто человеком,

Без сна ходить с отличием в кружок

Художественной лепки из молекул,

Но от тоски, по-взрослому, зажег,

Под эффективным действием отвара

В глуши пустынь, за тридевять земель

Он осознал, что Ноев была пара,

И кто приплыл – поди сейчас проверь,

Где пара Ноев, там и Паранойя,

Крестьянский мозг попал без выходных 

В капкан асимметричного покоя,

Как Боливар, не выдержав двоих,

Как на кривой козе в объезд до сути

По линиям ладони, но слепой,

К себе приговорен на куче прутьев,

Играющей со спичками толпой,

Ей опиум подай на дно колодца,

Что вера для народа, то и смерть,

Еще нельзя, а скрыть не удается,

И дольше века длится круговерть,

Обратно отпускало на попутке,

Когда такое было и всерьез,

Крестьянин провозил на страх в желудке

Новейшую религию стрекоз,

До дня того, пока из фаустгете

Штурмовики не запалили склад,

В котором логик формы Аристотель

И брат Макар, загнавший в рай телят,

В окрестностях теперь висит тревога

С табличкой «За порочное всегда!»,

Лишь проститутка в ухе от Ван Гога

Покойно слышит, как живет вода,

Живет и шепчет языками Марса

Поэту ритуальных деревень:

Товарищ, уходи быстрей с баркаса,

Ты больше не отбрасываешь тень

Номинация «Стихи о стране нынешнего проживания»

* * *

Вот что ты скажешь, если за окном
Весь зимний день, да что там день - неделю
Льет из ведра, как-будто здесь Содом,
Пора тушить грехи и звать Емелю,
А тот считает ночи на печи,
Тому любое дело не по делу,
В его пространстве могут палачи
Дудеть бесперестанно в вувузелу,
Хотя дожди и в Лондоне дожди,
Смывается последняя из точек,
И, вроде, надо крикнуть: Подожди!,
Но был убит вчера водопроводчик,
Ну, как убит... за бороду повешен
В Гайд-парке при стечении гуляк
Для той одной из всех возможных женщин,
Что разбавляет памятью коньяк,
Тем кончен бал. Под тяжестью вериг,
Любимая, ты видишь, я в остатке,
По фазе и по факту, правда, сдвиг
В иную ипостась, где пытки – сладки,
Где люди «fuck» и люди, типа, «please»,
Объединившись под Смотрящим В Оба,
Мне обещали самый главный приз
За собранные крышечки от гроба

* * *

Прости, дорогая, но сейчас будет больно,

Как бывает от тысяч под ногти иголок

И ни что не спасет -  в твоей Первопрестольной

Давно умер последний анестезиолог,

Сожжены все аптеки в ближайшем квартале,

А в скорой машине хором пьются микстуры,

Так что ступай без шансов на дозу мортале,

К себе на этаж, где представитель структуры

Затаился с целью прямо за шахтой лифта,

Чтобы попасть в клуб имени Жоржа Дантеса

Сэр должен раскурить при всех пень эвкалипта,

Легко бы! Но пока хоть одна поэтесса  

Живее живых в своем ночном словоблудстве

Существует проблема. И он здесь за этим,

Он неделю за городом метился в блюдце,

Успокоился, став попадать каждым третьим,

Хотя больше верит в справедливость катана,

Как-то сподручнее и без лишнего шума,

А как поэтично незашиваема рана!

Это не мозг по обоям после дум-дума,

Это не падшая подтанцовка в кабуки,

Из-за которой война за главные роли,

У сомалийских пиратов длинные руки,

Но не они пустят тебя в царствие боли.

Скромный создатель вспорет заветную вену,

С гарантией – инкарнация невозможна,

Успеть бы мне сбегать помолиться Биг Бену,

А в небе запахнет стихами.

Опять?

Безнадежно

Номинация «Стихи об эмиграции, ностальгии и оторванности от родных корней»

* * *

А, говорят, на родине снега,

Метет, мороз и женщины под шубой,

Готовые хоть к черту на рога,

Но чтобы он с улыбкой белозубой

Им приносил горячий шоколад

И прочее для чуточку согреться,

А после можно снова в этот ад,

Где стынет кровь и ледяное сердце,

А, говорят, на родине февраль,

Обрезанный, но все равно длиннее,

Чем очередь из верящих в Грааль

И тамплиеров в чреве Мавзолея,

Нет вечности, сквозь пальцы все вода -

Так убеждали Заратустру йоги,

Когда зачем-то грызли провода

Между добром и злом с Большой Дороги,

Не спрашивай меня «Ну, как ты там?»,

Нормально! Будни ветренны и склизки,

Зато понятен чаще по утрам

Секрет ухода чисто по-английски, 

Посредника же следует убить,

Теперь пусть в третьем мире правит эго,

Не провода, но тоже рвется нить

И больше нет ни родины, ни снега

* * *

Капля за каплей, из себя по капле

Давите свободными и без слез, -

С таким условием Небесный Маклер,

Расселял по звездам новый завоз,

А те и стараться, тем лишь бы с целью,   

Иначе как объяснить, что внизу

Льет беспрестанно вторую неделю

Всем не ушедшим пока на грозу,

Уже захлебнулся внутренний цензор,

Чуть-чуть и весь превратишься водой,

Что дальше? А дальше, здравствуй, Темза,

Давай сольемся с тобой по одной,

Как в плохой, не помню автора, пьеске,

Ты здесь давно, я – откуда невесть,

Но получилось... и на этом отрезке

Принято пить не за жизнь, а за жесть,

Ведь сказано в пятой доске на заборе:

Они повернулись вспять и теперь

Темза впадает в Каспийское море

С доставкой из Англии в Англетер