ЭМИГРАНТСКАЯ ЛИРА-2018. Конкурс поэтов-эмигрантов «Эмигрантский вектор»

Номинация «Там»

Кукла

Поэзия может быть разной:

Такой и ещё такой.

То игры, то иглы разума,

То шёлк, то шок болевой.

Кривыми идёшь переулками,

Беседуя с темнотой.

Вдруг – кукла с глазами круглыми

В окошке над головой.

Блондинка с кудряшками блёклыми,

С пластмассовым блеском лица

Сидит за немытыми стёклами

Бесстрастная, как швейцар.

А дом-то отнюдь не кукольный,

Я в нём иногда бывал...

В нём, позже, бандитскими пулями

Был друг мой убит наповал.

Он был тогда при исполнении

И вот – не сносил головы.

О, кукла, моё поколение

Так быстро редеет, увы.

Где наши машинки и куколки?

Жизнь бросила нас, как котят,

Бродить в темноте, переулками,

Лишь изредка свет находя.

Байкал

В ненастный день на озере Байкал

Я воротник повыше поднимал,

Жевал слова и кутал подбородок.

Гром громыхал, сверкало кое-где,

Но странно – в этой грозовой среде

Я ощущал себя громоотводом.

Был бел Байкал,

Он ли – он бли – ковал,

Как интернет, порой он пропадал,

Под розгою грозы скакал бельчонком.

Вся тягость лет, вся мука и туга,

Со дна поднявшись, била в берега.

И била, доложу я вам, зачётно.

Поведай мне, какой безбожный хам

(Пройти ему по девяти кругам)

Причина тягот вод и побережья?

Что отвечал мне сумрачный Байкал,

За грохотом громов я не слыхал,

Но смысл такой в моём мозгу забрезжил:

Пускай поэт призванье обретёт

Стоять на страже этих недр и вод

(Не всё ж торчать у книжного развала).

Поэзия – вот тот громоотвод,

Который жизнь пропащую спасёт,

Какая б смерть вокруг ни бушевала!

Номинация «Здесь»

* * *

Мать-одиночка – мать ангелочка,

Юная стать.

– Ваш ангелочек – сын или дочка?

– Да как Вам сказать...

В «Старбаксе» хмуро. Бюст Эпикура.

Странен ли мир?

Мир – это, в сущности, схема, структура...

– Хочешь пломбир?

Те или эти схемы и сети –

Игры ума.

Знают теперь европейские дети:

Пол – не тюрьма.

Трансгуманисты, все вы речисты,

Все хороши.

Вы не мошенники, не анархисты,

Не алкаши.

Ваши тревоги – люди убоги –

Верный посыл...

– Душу мне рвёшь... твой малыш светлоокий –

Дочь или сын?

Кто же он – отрок, отроковица?

Вот я урод!

Что я пристал? Заскучала девица,

Кофе не пьёт.

– Слышал про гендер? – спросит, как ментор

Ученика.

– Впрочем, он – мальчик, звать его Петер.

Но это – пока.

Праздный человек

Праздный человек живёт меж бытом и интернетом.

Времена года сменяют друг друга.

Он иногда гуляет в парке, переходящем в лес.

Забирается в самую чащу, долго сидит на поваленном дереве.

Тихо. Очень тихо.

Природа тоже, в сущности, праздная.

Или кажется праздной.

Мысли в лесу совсем другие...

Из чащи можно выйти на скалы, посмотреть на море.

Здесь жарко. Видно, как невдалеке на скале

кто-то загорает, наверное, какой-то праздный отпускник.

Он никогда не думал, что в его жизни всё будет так, как есть.

Он даже семьи не создал и потерял приобретённую профессию.

Вечером он снова в интернете.

Каждый день одно и то же.

Он чувствует, что стареет.

И всё время крутится мысль:

надо кем-то стать, ну хоть кем-то.

А курсор, между тем, бесцельно движется по экрану.

Номинация «Эмигрантский вектор»

Прооперированный стих

Прооперированный стих переходит вброд

пересыхающую реку вдохновения.

Робкое участье тишины раздражает.

У стиха болят швы.

Поэту снится отрытая Троя.

Из неё выходят трое –

один из них Шлиман.

У нас тут сухие дожди,

сезон неприятных встреч:

речь непрестанно нарывается на молчанье,

а молчанье на речь.

Не юли в июле,

не пиши триолет.

Скелет Дон Кихота

седлает коня скелет.

Есть чудачества странного качества,

одиночество зодчего.

Россия видит меня чаще,

чем ей, пожалуй, этого хочется.

О, Россия, мой лоб горяч,

ты – о, виденья какие! –

подошла ко мне, словно врач,

смерить уровень ностальгии.

На ветру шелушится берёза,

ствол – кривой позвоночник.

Живи, покуда живётся,

покуда везёт извозчик.

Прооперированный стих

переходит вброд тишину.

Проходит сквозь лето, зиму, весну.

У него всё хорошо, швы не болят,

он пишет домой.

И река вдохновения вновь наполняется

свежей водой.

Разрушенная баррикада

Прооперированный стих переходит вброд

лунной ряской затянутый водоём.

Рифмы, ритм, тропы – всё при нём.

Он говорит: «Я не стих, я стихотворение».

Любовь встаёт на цыпочки,

замирает на одно мгновение.

Любовь – это отказ от защиты своей территории

по периметру сердца, разрушенная баррикада.

Плоскостопие мысли для поэзии не преграда.

Холодные слова согревая в гортани,

брожу в тумане.

Шум берёз – допинг в наших краях,

и расчёты, как и встарь, в рублях.

Не имея глобуса,

с ума сходя от тоски,

изучаю арбузные полосы:

тёмные – это реки, светлые – материки.

«Любовь – вдохновение плоти», – говорит поэт.

В Философском словаре такого определения нет.

Но еда приходит всегда во время аппетита.

Люби до конца либидо – и тема закрыта.

Стою на мосту, внимательно слушаю реку,

как генерала рекрут.

Река огибает город, уходит в лес.

«Занятие литературой – проигранная жизнь» –

читаю в ЖЖ Кутенкова.

Спешка нужна при ловле букв,

сноровка при ловле слова.

Разговевшись разговором,

прохожу мимо лунной воды.

В темноте что-то белеет:

не то парус, не то писсуар Дюшана,

такой нелепый вне привычной ему музейной среды.