Конкурс поэтов-эмигрантов

Номинация «ТАМ»

ПЕТРОГРАДСКАЯ СТОРОНА

                               Сержу, Ирине, Капитолине

В тот вечер на балкончике мансарды

старинный патефон играл нетленку,

плыла под нами стая крыш покатых,

вскипала нежная малиновая пенка

заката.

Мы пили тёплый воздух Петрограда,

чаёвничали с августом вприкуску,

легко шутили, хохотали до упада.

И в узком

пространстве между небом и фасадом,

окном овальным и карниза кромкой,

в тот дивный вечер на балкончике мансарды,

в сторонке

от бурь житейских, будничности серой,

сердечных мук, привязанностей трудных,

любуясь городом, за дружеской беседой

подспудно

нам удалось на крошечном балконе,

покуда сумрак лунный купол лущил,

постичь особенности чайных церемоний,

их сущность,

дослушать романтичную нетленку

и фейерверка дальнего раскаты,

слизать сладчайшую малиновую пенку

заката.

* * *

Черника, брусника и вереск

во мху на камнях между скал.

Холодный неласковый Север

негаданно нас обласкал.

И серебро выдал, и злато

в погожий октябрьский денёк.

Воистину торовата

природа.

                А нам невдомёк,

усталым, затурканным за год,

кажись, безнадежно пропащим,

что горсть примороженных ягод

всех яств экзотических слаще.

Что может и старых, и малых

потешить хвоистый настил,

и горсточкой ягод привялых

удастся судьбу подсластить.

А мир — ни конца, ни начала,

и где там его рубежи?..

Спасибо, что не миновала

такая короткая жизнь!

Номинация «ЗДЕСЬ» 

* * *

В Балаклаве кактусы цветут,

запросто в природе обитают,

осенью листвой не облетают  —

кактусиный свято чтут статут.

Как им тут, на камешках, живётся?

Окруженье — Боже сохрани!

Дружат с кем попало, как придётся.

По-соседству можжевельник жмётся.

Прямо скажем, никакой родни!

Впрочем, воля лучше, чем горшок…

Дождь-приятель по грибы прошёл,

сразу настроение повысил.

Если ты колюч и независим —

всё к обеду будет хорошо.

Всё к обеду как-нибудь поправим.

Разудалой кактусят ораве

берег мексиканский и не снился —

эти берега родней и круче!

Где родился — там и пригодился,

будь ты даже кактусом колючим.

А кому какой клочок отмерян?

Южный склон. Гнездятся на свету.

Рассказать — ни слову не поверят:

в Балаклаве кактусы цветут.

* * *

Снег-полуношник, чудила, опять

накуролесил.

Пригород весь от макушки до пят,

от Мерефы до Гресей,

от Прудянки до Занок*

выбелен за ночь.

Выбелен дочиста, и предрешен

нынешний случай:

вечер вчерашний истёрт в порошок,

лёгкий, летучий.

Надо ж такому случиться —

вокруг

снегу навалом!

Жданое, вот оно, счастье,

и вдруг

мне перепало.

Благо, нашёлся чудила,

один

умник окрестный,

кто неспроста осиял, наградил

даром небесным,

кто белизну наметелил листу,

рифм напорошил.

Даром, что всё сочинил на лету

снег-полуношник.

Номинация «ЭМИГРАНТСКИЙ ВЕКТОР»

БРАТУ

                               Александру Смоленскому

Отпетое небо слезы не уронит,

когда дорогое от сердца отрину.

Оставлю родных на российском перроне

и двинусь, отправлюсь к родным в Украину.

С пейзажем полтавским, не столь отдалённым,

пейзаж заоконный не слишком разнится.

Наверное, сосны, березы и клёны

и слыхом не слыхивали о границах.

Просторы полей и речушек изгибы,

успеем, дождёмся ли связи обратной?

Кистень ностальгии (кому на погибель?)

в схоронке души провезу контрабандой.

Взаправду ли мир безграничен, «безмежний»*

для тех, кто любви гражданин и заложник?

Вот так и кочую ― а что мне таможня? ―

к своим от своих, от себя и к себе же.

НАРКОТИК ПИТЕРА

Возможно, кто-то из другого теста,

а мне не вытерпеть:

подсяду на иглу Адмиралтейства,

наркотик Питера.

И если перекинусь над Невой

пролётом грусти,

уколет Петропавловской иглой

и не отпустит.

По Питеру у прочих ностальгия,

платочек скомкан.

А у меня ― спасите, всеблагие! ―

до колик ломка.

Кто перебудет с горем пополам,

но мне-то надо

воочию ― аркады, купола

и колоннады.

Мне проще снесть, как в камень плещет день,

и, без пощады,

пощёчины холодных площадей,

их счёт брусчатый.

Распятую ― удержит под пятой

отпетый Питер.

Отхлёбываю воздух испитой

пока вы спите,

легко влетаю в лестничный пролёт ―

преддверье транса.

Меня обнимет город, обернёт

в свои пространства.

Немыслимое детище Петра,

проклятье, морок

зачем-то мне до самого нутра,

до дрожи дорог.

Другим с рожденья данный задарма

весь, до детали.

А мне ― внаём казённые дома

на день ли, два ли…

Не суждено (заказано, наверно!)

обжиться толком.

Опять саднит в потёмках подреберных

его наколка.