Конкурс поэтов-эмигрантов 

Номинация «ТАМ»

Пока

Пока теплынь ещё и прель,

и неба в пене акварель

не кроет масляным мазком

ноябрь на берегу морском,

и чайки сытые летят

на сушу к стынущим сетям,  

и плещут сумерки водой

и отражённой в ней звездой.

Волны покатые бока

покачивают берега

в наростах известковых дач

пустых, где скрипкой - ветра плач, 

ворочается вино

в бутылях, и в саду темно,

и сквозь бессонницу и сон -

летящих листьев унисон…

Показывают "пока"

часы, и боль ещё сладка

по эту сторону дверей,

а не за тридевять морей...

Пока подарено судьбой

еще немножечко с тобой,

и не трубит еще отбой,

уже разученный трубой,

пока, сжимаясь, не иссяк

шагрени лепесток, пустяк,

солёная календаря

щепоть - за всей любовью зря,

пока еще не наступил

миг отторжения сверх сил,

и не разверзся мир велик,

бездомен, как судьба велит –

пусть продолжается пока покачиваньем поплавка,

пускай слетают с языка глухие, с привкусом дымка,

словно уже издалека, слова родного языка.

И ночь последняя тиха, как отпущение греха,

и от прощения легка тяжелая твоя рука,

пока - пока ещё - пока...

                                                                                 1978

***

Там, откуда уехали мы,

громоздятся холмы на холмы

всё грузнее, чем ближе к горам,

коркой раны земная кора.

Там единственная тропа,

тьма крадётся по нашим стопам,

машет красное небо вослед,

пока - свет.

А внизу заклубилась река:

ночевать полегли облака.

Как мы стали чисты, одичав,

не боялись от счастья кричать,

пели - птицы без клетки, беглецы из тюрьмы -

там, откуда уехали мы.

Ель горит и краснеет от солнца в упор.

Эта линия гор -

кардиограмма сердец наших, скачущих, кровь толчками гоня

по единому кругу у тебя и меня.

А гремучие горы объяты пожаром листвы.

Kто-то лето сжигает, как рукописи листы,

только сосны, спокойны и рыжебороды от мха,

лапы вскинув, стоят, словно полные держат меха.

Слышишь? - жар у травы, шелушится, болеет трава,

сыплет семя, и спит, и её засыпает листва.

Kpaснопёрая белка взлетает: прыжок -

загорается дерево, будто - поджог.

И всё полымя пуще, и жарче краса, и пойми:

там ничто не боялось зимы -

там, откуда уехали мы...

Номинация «ЗДЕСЬ»

***

Посадишь дерево - и зацветёт,

тонки и трепетны, окрепнут ветви,

их под крыло возьмут дожди и ветры,

а пчёлы опылят, и будет мёд.

Оно легко и молодо, как ты,

в раскрытые объятия надежды

летит, любя, и принесёт плоды,

а ночью звёздный небосвод поддержит.

Аllegro, бег! Ты не считаешь лет.

Мелькают шпалы будней, полустанки

событий, вспышки радостей... Атлет,

жизнь поднимаешь тяжким жимом штанги.

Построишь дом. Его покинет сын -

он вырос! Будет ждать гнездо пустое

его звонка, короткого постоя,

ветшая от весны и до весны.

И сыну минет сорок. Мысль, причём

банальная – пощёчиной огреет,

что вот и он, дитя твоё, стареет,

законам жизни тем же обречён...

Твой старый дом - он цел ещё, на месте,

опустошённый чередой потерь.

Не пропоёт звонок благие вести

и близкие не постучатся в дверь.

А дерево - подточено под корень,

иль попросту пришла его пора -

засохло, и укором, глаз уколом

чернеет пусто посреди двора.

В конце пути Бог унижает нас -

возможно, в милосердьи - неумелом:

кто б ни был ты - вот под его прицелом

сдаётся мозг и покрывает мелом

страницы памяти, слабеет тело,

немеют чувства, красота истлела.

Душе, что вновь на волю захотела,

легко покинуть эту ипостась...

И всё-таки, пусть жребий нам не выпал

познать, в чём же усилий урожай, -

строй дом, мужаясь, отвергая выбор,

расти ребёнка, дерево сажай.

***

Былых привязанностей и обид

звонки сквозь сон, но тише пробужденья,

и действием не станет побужденье -

лишь снова тихо сердце заболит.

Крадущий краски, облетел октябрь,

и снова на асфальте отпечатки

истлевших листьев в наготе клетчатки,

а с высоты последние летят.

И зазияла графика ветвей,

обнажена, как линии ладони,

а небеса всё холодней, бездомней,

и снегом пахнет ветер... Всё развей!

Разбей остатки старых декораций,

лишь форму сохранивший реквизит.

У прошлого устала побираться.

Тот мир разрушен, тот бокал разбит.

Опять просить за старые вины,

их чётками перебирать безвольно,

смотреть мои навязчивые сны

как фильмы чёрно-белые - довольно!

За зимним равноденствием вдали

весна маячит облаком лиловым.

Очнись, душа, мечись, кричи, боли,

надейся и молись о жизни новой!

Но дни зимы, без цвета, без игры,

с ослепшим солнцем далеко за кадром,

катятся в лузу к раннему закату

как серые бильярдны шары.

Номинация «ЭМИГРАНТСКИЙ ВЕКТОР»

Кенотаф*

Я здесь живу, я здесь умру, наверно,

в стране, что мне вторую жизнь дала.

Прах Данте не Флоренция - Равенна,

не родина - чужбина приняла.

Тогда уже была она стара,

утратив море, блеск былых могуществ

укрыв в базилик каменные кущи.

Длинноты гулких улиц; зной; ветра.

Каким усталым он пришёл туда,

из "Ада" - ад пройдя уже... Не рая

в тебе искал он, родина вторая:

достоинства; приюта для труда. 

Невелика Италия, но путь

от родины - попробуйте, измерьте,

что вьётся из груди -  и снова в грудь,

тысячекратно жаля, так - до смерти.

Что ж родина так горько унижала,

не разгадав, не веря, не щадя.

Соблазна возвращения бежал он,

всех смертных мира дальше уходя...

Пустует мрамор Санта Кроче. Тает

закат, и в небе - надпись наискось: 

" Моя душа здесь больше не витает".

И даже гроб вернуть не удалось.

В Равенне, в мавзолее - о, как мало,

как поздно, родина - клейма не снять!-

лампада светит флорентийским маслом

на эпитафию "...нелюбящая мать".

...Лоб мраморный, привстав, поцеловала,

лист сорвала, взращённый той землёй.

Утихшая тоска из-под завала

лет, оживая, выползла змеёй. 

Изгнанников и беженцев ролей

не переписывали столетья.

Могу из них любого пожалеть я -

моя лишь в этом с Дантом параллель.

*Прах Данте покоится в Равенне, где он провёл последние годы жизни, нашёл друзей и поклонение, и где был написан "Рай" (последняя часть трилогии "Божественной Комедии"). Во Флоренции, на родине поэта, откуда он был изгнан, в базилике Санта Кроче построена пустая гробница (кенотаф). Из Флоренции ежегодно доставляется оливковое масло для светильника, горящего в мавзолее поэта в Равенне.

***

Я не взойду на ковчег,

туда провожая всех,

кому сейчас отплывать…

Погибели - не миновать.

Я отпущу свой билет,

и он, совершив балет

над сизо-седой волной,

над ними и надо мной,

назад полетит, туда,

где поглощает вода

мой старый, мой сладкий мир

с травою, зверьми, детьми…

...Сквозь бурю - всё плясок ритм:

не ведаем, что творим.

И маршей кровавый шаг -

не гром, и стоны в ушах...

Все хляби разверзлись - пусть!

Рубите канаты , в путь!

... И станет для вас Земля, 

назад пути не суля,

лишь точкою голубой

в пространстве.

А мы, гурьбой, -

Нам поделом потоп.

Господь, что будет потом?

                                      Декабрь 2012