ЭМИГРАНТСКАЯ ЛИРА-2016. Конкурс поэтов-эмигрантов «Эмигрантский вектор»

Номинация «ТАМ»

ИЗ КАРАГАНДИНСКОГО НОУТБУКА

                        * * *  

Дантов город, что создан из моего ребра,

из моих молочных желёз, из моих кишок,

дышит прямо в лицо, он болен, он зол с утра,

у него закончился угольный порошок,

он готов забрать мои чувства, знамения, сны

и взамен ничего, ничегошеньки не отдать,

он кричит – тебе не дожить до весны, до луны,

он молчит, головою качает то «нет», то «да».

Я внимаю, я каждого слова слюну ловлю,

тру пощёчины мартовским настом (весна пришла),

я люблю его очень, я очень его люблю,

мы любовники, если родственна пеплу зола,

мы родители, только дети покинули нас,

прижимаюсь губами к его ледяным губам, 

как невкусен, как чёрен карагандинский наст,

как горька его корка, безрадостна и груба.  

Мы с ним в чреве носили друг друга. Кто святей?

Он единственный знак, что мир бывает благой.

Уголино оправдан – не ел он своих детей,

своих внуков и даже своих и чужих врагов.

                           * * *

Жалкий торговец снежками, брошенными в меня,

мокрыми варежками, цыпками на руках,

носишь женское имя, да и его променял,

просишь оставить в покое, только не знаешь как,

бьёшь под дых, упаду, и даже руки не подашь,

ранишь в живот, а потом заставляешь воды испить…  

Я влюблена в тебя, бережный мальчик Караганда,

только поэтому я у тебя на цепи.

Смотришь, жива ли, гадаешь на языках костров,

выдержу или уеду, издохну или вспорхну,

ты, как любой возлюбленный, – милый сердцу острог,

крепость, в которой крысы, замок вечных минут,

что тебе скажут зёрна, травы, остатки льда –

снова ударить с размаху или бросить в степи… 

Я влюблена в тебя, трепетный мальчик Караганда,

ты меня несколько лет ещё потерпи.

Веки закрою – видится белопенный лес,

тролли снуют по лагерю, вскинулись знамена… 

Людям тепло и спокойно в карагандинской земле,

стоило здесь родиться, чтобы это узнать.

НОМИНАЦИЯ «ЗДЕСЬ»

Из цикла «Метафоры на пуантах»

я кусаю губы 

я кусаю губы 

верхняя – караганда

нижняя – москва

на нижней кровеносное деревце метро

на верхней кровные сёстры и братья

города соединяются на долю секунды

когда я произношу слово люблю

……………………………………. 

ночной зимний аэропорт

отложенный сон

блуждает по лицу и телу

тепло дремотно

кажется что на моих веках монеты

……………………………………… 

москва –
яйцо
внутри которого 
сухая глина и капля воды

мои глиняные губы
не хотят пить

вместе с другими
я дую на воду
на берегу уставшей мутной слезы

…………………………………….

четыре часа в воздухе
и оставленный мною ласковый город
станет уже не глотком
а глотательным движением

блуждать между полюсами

блуждать
между полюсами
ван гог и муций сцевола

…………………………

хочу улететь одна
но при входе в аэропорт
звенят
крышки
канализационных люков
города
поселившегося
в лёгкой складочке
в уголочке
моего рта

………………….

ещё целуя меня
ты встаёшь и уходишь
оставляя меня одну
в жёлобе безопасности
между рельсами в метро

……………………………..

схема московского метро

похожа

на танцующее многорукое существо

в цветных перьях

оно бьёт в бубен

и поклоняется киту

НОМИНАЦИЯ «ЭМИГРАНТСКИЙ ВЕКТОР»

ОТЛУЧЕНИЕ

Отлучаемый костенеет, кожа жёстче коры,

Он руками хватается за ускользающий свет.

То ли голову в небо задрать, то ли яму рыть,

То ли просто смотреть – ничего не видеть – вослед.

Не утешится плачущий, ибо он не блажен.

Отлучение – боль или даже боли больней.

Потерять упругость и сонную силу корней,

Обрести пустое, не дышащее взамен.

Люди не сомневаются, вправе ли отлучать,  

И не дарят розу или глоток молока.  

Отлучаемый будет признан святым в веках, 

А пока бредёт по самой кромке луча.

ВЕРЛИБР: ВЕРА в LIEBE^*

Когда сбываются сказки,

разбивается небо.

Я в Германии. 

Еду в чужом автомобиле по чужим дорогам,

а душа моя, сжавшись до километра боли,

вселяется в игрушки, прикованные к лобовому стеклу.

Пеппи Длинныйчулок, Заяц с морковкой и Гном.

Девочке спокойнее всех, только жёлтый локон,

прицепившийся к Гному,

не даёт ей покоя.

Зайца, серо-грязного,

судорожно сжимающего бутафорскую морковку,

нещадно бьёт по стеклу.

Отвожу глаза.   

Гном на верёвке, в сидячем положении,

смешон и страшен.

Его улыбающийся рот  –

антоним грустных глаз.

Трое висельников – человек, животное

и сверхъестественное существо –

приветствуют меня на обетованной вотчине.

Таксист смеётся с немецким акцентом.

Под скрежет тормозов

я подаю ему евро,

щёлкаю непривычное “Danke”,

хватаю трёх бедняг в свою добрую жменю

и под хлюпанье их присосок

выпрыгиваю из красного жерла “мерседеса”…

Глаза таксиста превращаются в ромбы.

Я сумасшедшая русская

оттуда,

где была сумасшедшей немкой.

В области сердца у спасённого из неволи Зайца

вижу недостёршееся слово “Liebe”.