* * *

Подай мне знак, душа моя,

Сиротство – свечка восковая

Или купель, где ты оставлен

Один, и множится струя,

Все прибывая? Сорван вентиль.

Синее всякой синевы,

Днепра, темнеющей Невы

И Леты лента мимо петель

Продета через край, и уже

Щемит дверями слабый свет,

Да, полно, знаю — вас тут нет.

Прибудет в Тибре или в луже,

Проточно, перекатом, узко,

Водой прочистится, дыша

Хоть жабрами, моя душа,

Забытой где-то в междуустье.

Подай мне знак,

в трубу не слей

Все кубометры и парсеки,

Скреби по дну, стучи в отсеках,

Барахтайся, но не мелей.

* * *

надпись на бронежилете:

живи, пожалуйста.

не останься навсегда в этом лете.

чтобы сердце твоё не от жалкости

билось, от целостности.

за то в ответе.

оставь в себе, что видел, до малости.

и пусть вся кровь твоя в тебе останется.

чтобы руки за спину завела и замкнула

ждущая тебя в контражуре,

отводящая траекторию неизбежности.

пусть она, а не пуля умалишенная,

доступ получит к пульсу твоему

учащенному.

* * *

ты живешь.

это значит, сейчас мостовая

льнет к ногам, еще легким,

тепло, приставая,

замедляет твой ход,

чтобы медленно таять,

ошибаться в камнях, не боясь,

эта стая, приземленная в шепот,

таким человечьим –

как осел, как собака –

бродячим наречьем,

поколеньями стертым,

придержит за плечи,

расставания нет, ты живешь,

ты отмечен,

пожимают стенами дома,

это лечит.

забиралось ли в форточки,

тенью касалось,

все живешь - не такая уж

беглая малость,

все дыханье, что в узкой груди разметалось,

так изжалено, сперто,

но это не жалость,

больше неба и жилистей жизни бывалость –

тут бывали и жили,

чтоб камни остались.