Конкурс поэтов-неэмигрантов

Номинация «Неоставленная страна»

У фонтанных женщин 2

Омытый лбом печальный полуостров

к рассвету затопляемых волос…

По Крытому вышагиваю, остов

того, кем быть когда-то довелось, –

не видя тел, живущих невпопад,

среди богоугодного мещанства…

К фонтану заостряется пространство,

умолкшему, раз слышать не хотят.

Тогда, зимой двухтысячного года,

в перчатках черных, в шляпке и пальто,

отдав воображению свободу,

исчезла ты, и кажется мне, что

ты вновь придешь, как много лет назад,

туда, где солнце выпорхнуло рано,

где каменные женщины торчат

из горловины мертвого фонтана,

где я стою среди других теней

и ухожу, свечой во мраке тая

толпы машин, шумящей, призывая

к свержению людей.

* * *

Безумный Лапченко, Морозов обреченный.

Три «Клинских» на столе, в пакетиках «Хамсец».

- Покурим? – У крыльца вдыхаем воздух черный,

им перекрашивая камеры сердец.

Устали мы под вечер каждый пить,

но делать нечего, лишь пьяным мир зеркален.

Наверно, холодно и смысла нету жить…

Саратов желтизной фонарною оскален.

И мысли по лицу его читаю я:

…лежать в гробу, живущим перпендикулярно, –

вот положение науки бытия,

запомните его, оно для вас центрально.

До девяти кафе. Пойдем, дымя «LD»,

в сопровождении осеннего эскорта

дождя и листьев, находя, что у людей

улыбка на лице – ошибочная – стерта.

* * *

Во тьму зашиты города,

к ним фонарей ведут пунктиры

в заасфальтированном мире,

грехи смывающем следа.

Такие каменные кручи,

что хоть завязочки пришей.

Кто хочет крови, тот получит –

сперва чужой, потом своей.

Пространство прорезает скорый

Москва-Ростов. Мне близок всход

такой поэзии, который,

ломая камень, прорастет.

Прочнее камень, а не дерн.

Мне город противопоказан –

болезнь, подобная проказе:

Саратов, худшая из форм.

Себя я к жизни не готовил,

но поступил в нее, увы.

Реклама – двигатель торговли,

как сердце двигатель любви.

Я сплю с надеждою в душе,

что не наступит завтра. В моде

противное моей природе.

Отбеливателем уже

пятно ночи рассвет выводит.