Номинация

«Стихи о родном крае, о Родине, о географических, исторических и культурно-языковых корнях»

***

Родной мой город, стал ты мне чужой,

какой-то непонятный, незнакомый.

Хоть я к тебе привязан всей душой,

но стал другим твой прежний вид исконный.

Не узнаю я многих уголков

и дорогих мне улиц и строений.

И жалко мне несчастных стариков,

идущих, молча, мимо, них, как тени.

Там памятник исчез, там рухнул дом,

на тротуарах – сор, клочки бумаги.

Зато ларьки и маркеты кругом,

в "Пежо" – пижоны, а в метро – бродяги.

Не нахожу друзей я и следа:

одни из них уже почили с миром,

другие разбежались, кто куда,

а третьи чахнут, прячась по квартирам.

Но вот и мой тревожный час пробил,

и я услышал рядом окрик грозный:

– Кто ты такой? Ты раньше кем-то был!

Теперь ты – ноль! Ты просто жук навозный!

Из милости мы терпим вас таких

зловредных стариков упрямых, гордых!

Ты жив, пока безропотен и тих!

Заговоришь – получишь сразу в морду!

Что делать мне? Бежать куда-нибудь?

Жить на чужбине жалким квартирантом?

Но для чего пускаться в дальний путь,

когда и так я стал тут эмигрантом?

                        ***

Вся жизнь измята, изодрана

и выпачкана в золе...

У меня

             была

                    Родина,

равной не было на Земле!

Будили восторг и фантазию

просторы ее без числа.

Два мира – Европа и Азия

ей были как два крыла.

Края ее самые дальние

мне с детства милы и близки:

там бродят друзья мои давние,

романтики и чудаки!

И мог укатить без опаски я

на Дальний Восток, в Фергану,

взойти на вершины кавказские,

в балтийскую прыгнуть волну.

Но грянуло землетрясение –

и в трещинах вся страна.

И в чем, не пойму я, спасение

и правда, что так нужна?

Одни среди нас в отчаянье:

развеяны наши мечты,

обмануты наши чаянья,

разрушены наши мосты!

Другие воспрянули духом,

запели про край родной.

Но что-то у них со слухом –

поют на ноте одной.

Им слушать себя отрадно,

о бедах народных трубя.

Бранят они всех нещадно,

а хвалят только себя.

В их злобном крикливом хоре

я совесть терять не хочу.

Тая неизбывное горе,

я скорбно, как пленник, молчу.

И думаю все постояннее

с тревогой в душе своей:

увижу ли снова, как ранее,

далеких своих друзей?

Номинация

«Стихи о стране нынешнего проживания»

                        ***

Германия – холмы за рядом ряд

и замков благородные руины,

что о далеком прошлом говорят,

и гладкие зеленые равнины.

И кажется летят со всех сторон

при блеске молний и зарниц багровых

на звон мечей и колокольный звон

за сонмом сонмы рыцарей суровых.

А на стене высокой и крутой,

смотря с улыбкой на потоки крови,

стоит ОНА в короне золотой,

держа венок лавровый наготове.

А там над Рейном, где шумят леса,

витают королей забытых тени,

и слышатся вдали их голоса,

и вздохи бесконечные и пени.

Старинные соборы в тишине

возносят гордо купола и шпили

к бездонной безответной вышине.

О готика! Тебя тут в изобилье!

Люблю я вековую старину!

И потому не стану хмурить брови:

я ехал в современную страну

а невзначай попал в средневековье!

                 ***

Чего ты расшумелся, Рейн строптивый?

Увидел чужака? Ах, как ты крут!

Не видел никогда такого дива?

А хочешь знать, как мне живется тут?

Меня тут окружает жизнь иная,

прекрасней той, к которой я привык,

но для меня такая неродная,

как тот, что слышу я чужой язык!

И раньше люди жили на чужбине,

ещё какие люди, боже мой!

Живут не сладко многие и ныне,

но возвращаться не хотят домой.

А как же я вдруг оказался тут,

беглец несчастный? Я и сам не знаю!

Смотрю с тоской, как вишни тут цветут,

сады в моем краю напоминая,

как чайка резво над волной кружит.

И сравнивая Рейн с другой рекою,

я все брожу, брожу, как Вечный жид,

не зная ни отрады, ни покоя.

Номинация

«Стихи об эмиграции, ностальгии и оторванности от языково-культурных корней»

               ***

Снова осень, ветры и дожди,

мокрые деревья, тротуары,

и тоска, и скука впереди,

и, как бич, сезонные катары.

Снова мы, любимая, вдвоем,

всем чужие, никого не знаем,

в незнакомом городе живем,

пьем вино и близких вспоминаем.

Ты все плачешь, просишься домой.

Все тебе давно тут надоело:

люди, город, небо. Боже мой,

как ты побледнела, подурнела!

Что же делать, милая, с тобой,

чтоб напрасно ты не горевала?

Разве наша давняя любовь

значит для тебя теперь так мало?

Та любовь, что раз войдя в сердца,

навсегда с тобой нас обвенчала,

та любовь, которой нет конца,

у которой только есть начало.

                ***

Сижу на презентации печальный.

Признаться, человек я тут случайный.

Всех больше тут пенсионеров-немцев.

Один я, русский, среди них, туземцев.

И немец Ганс, агент торговой фирмы,

веселый, разбитной, весьма настырный,

сняв пиджачок, с отвагой молодецкой

глаголет что-то публике немецкой,

стремясь привлечь внимание к товарам:

мол, покупайте! Не сидите даром!

И щедро сыплет шутки, прибаутки.

А у меня от них бурчит в желудке!

Хохочут немцы от острот агента.

А у меня в кармане нет ни цента!

А я не понимаю ни бельмеса

и слушаю его без интереса!

И удивляюсь, как это возможно

и час и два томить людей безбожно!

Я чуть живой, не издаю ни звука!

Все это для меня такая мука!

А немцы терпеливо ждут подарка.

Им хорошо – ни холодно, ни жарко!

Я тоже жду и пью бесплатный кофе.

Но словно нахожусь я на Голгофе!