Конкурс поэтов-переводчиков «Свеча толмача»
- Rainer Maria Rilke
Райнер Мария Рильке (1875-1926). Австрийский поэт, прозаик, драматург и эссеист, один из крупнейших представителей модернистской философской лирики ХХ ст., автор первого в немецкоязычной литературе модернистского романа. Самобытность его творчества определялась оригинальной художественной философией, имевшей своей целью переосмысление места Бога, человека, природы и вещей в мироздании, а также поиск новых путей художественного изображения, учитывающих эстетические открытия ХIХ–ХХ вв. Ссылка на немецкий текст и варианты переводов: http://www.mustran.ru/2014/work/1066
Der Tod Moses (на немецком языке)
Keiner, der finstere nur gefallene Engel
wollte; nahm Waffen, trat tödlich
den Geboten an. Aber schon wieder
klirrte er hin rückwärts, aufwärts,
schrie in die Himmel: Ich kann nicht!
Denn gelassen durch die dickichte Braue
hatte ihn Moses gewahrt und weitergeschrieben:
Worte des Segens und den unendlichen Namen.
Und sein Auge war rein bis zum Grunde der Kräfte.
Also der Herr, mitreißend die Hälfte der Himmel,
drang herab und bettete selber den Berg auf;
legte den Alten. Aus der geordneten Wohnung
rief er die Seele; die, auf! und erzählte
vieles Gemeinsame, ein unzählige Freundschaft.
Aber am Ende wars ihr genug. Dass es genug sei,
gab die vollendete zu. Da beugte der alte
Gott zu dem Alten langsam sein altes
Antlitz. Nahm ihn im Kusse aus ihm
in sein Alter, das ältere. Und mit Händen der Schöfung
grub er den Berg zu. Dass er nur einer,
ein wiedergeschaffener, sei unter den Bergen der Erde,
Menschen nicht kenntlich.
Смерть Моисея
Перевёл с немецкого Гурген Баренц
Никто другой, один лишь падший ангел
С оружием в руках решительно пошёл
На обречённого. Но всё не мог решиться,
Он медлил, продолжая озираться,
И крикнул небу: “Нет! Я не могу!..”
Пророк меж тем спокойно посмотрел
Из-под густых бровей, и вновь продолжил
Писать невозмутимо имя Бога,
Слова Завета Божьего с людьми;
И взгляд его был ясен, полон сил.
И вот Господь, взвалив на плечи небо,
Сошёл с горы, на склон облокотился,
И старца бережно на ложе уложил,
И долго говорил с его душой.
И было много общего у них,
И люди, дорогие им обоим.
И Бог решил: достаточно вражды.
Ведь людям далеко до совершенства.
И Бог предстал перед своим пророком
В обличье настоящем, первозданном.
Он поцелуем Моисея взял
В свой древний, вечный, бесконечный возраст;
Затем животворящими руками
Закрыл он гору, словно саркофаг.
Пусть будет так. Пусть из земных созданий
Единственным останется навеки
Сокрытым, не доступным для людей.
- PETER BALAKIAN
Американский поэт Питер Балакян родился в Тинек, Нью-Джерси, в армянской семье. Учился в университетах Бакнелла, Нью-Йорка и Брауна. Преподавал в Университете Колгейт.
Автор 5 поэтических сборников («Грустные дни света», «Ответ из острова Вилдернесс» и др.). Воспоминаниям Балакяна «Чёрная собака судьбы» (1997) присуждались премии PEN/Albrand и «New York Times». Книга «Горящий Тигр: Геноцид армян и ответственность Америки» (2003) получила премии Рафаеля Лемкина (2005), «New York Times Notable Book» и «Национальный бестселлер». Переведённое стихотворение взято из сборника
Peter Balakian. Sad Days Of Light, The Sheep Meadow Press, New York, 1983; June-tree (New and Selected Poems, 1974-2000), New York, 2001.
Персональный сайт Питера Балакяна: http://www.peterbalakian.com/index.html
THE TREE (Стихотворение на английском языке)
You wandered into the shade
Where the mulberry leaves
Were soft and etched,
Where something that looked like worms
Copulated in sooty black,
And the light made tracery
On the dear pond.
Because the Jews left Babylon
For a rainless place,
Because men were hang in the margins.
Because Christians were booted
Out of town –
The lance of a spire opens a chapter.
If you watch the letters
You’ll see a flamingo twitch,
The pond’s scum ruffle
Like a page.
ПИТЕР БАЛАКЯН
Перевёл с английского Гурген Баренц
ДЕРЕВО
Вы направились к тени
тутового дерева с мягкими
и жилистыми листьями,
Где было что-то, похожее
На черный клубок червей,
И свет начертил узор
на помертвелом омуте.
Поскольку евреи покинули Вавилон
Ради засушливых мест,
Поскольку мужчины были
Повешены в тех краях.
Поскольку христиане
Из города были изгнаны -
Копье обелиска
Открывает новую главу.
Если вы просматриваете письма,
Пред вами предстанет фламинго
в предсмертных конвульсиях,
Рябью пены покроется омут,
Как исписанная страница.
- ПЕЙО ЯВОРОВ
Пейо Яворов (настоящее имя — Пейо Тотев Крачолов; 1 января 1878, Чирпан — 29 октября 1914, София) — болгарский поэт, основоположник болгарского символизма. Первым произведением Яворова была «Калиопа». В 1901 году выпустил книгу стихотворений, вышедшую в 1904 году вторым изданием. Работает сначала библиотекарем, затем, после обращения к драматургии — в Национальном Театре. Написал две пьесы: «В полите на Витоша» (1910) и «Когато гръм удари, как ехото заглъхва» (1912). 29 октября 1914 года Яворов принял большую дозу яда и застрелился.
Стихотворение в оригинале взято из Интернета: http://www.slovo.bg/showwork.php3?AuID=130&WorkID=3324&Level=3
АРМЕНЦИ (Стихотворение на болгарском языке)
Изгнаници клети, отломка нищожна
от винаги храбър народ мъченик,
дечица на майка робиня тревожна
и жертви на подвиг чутовно велик -
далеч от родина, в край чужди събрани,
изпити и бледни, в порутен бордей,
те пият, а тънат сърцата им в рани,
и пеят, тъй както през сълзи се пей.
Те пият... В пиянство щат лесно забрави
предишни неволи и днешни беди,
в кипящото вино щат спомен удави,
заспа ще дух болен в разбити гърди;
глава ще натегне, от нея тогава
изчезна ще майчин страдалчески лик
и няма да чуват, в пияна забрава,
за помощ синовна всегдашния клик.
Кат гонено стадо от някой звяр гладен,
разпръснати ей ги навсякъде веч -
тиранин беснеещ, кръвник безпощаден,
върху им издигна за всякога меч;
оставили в кърви нещастна родина,
оставили в пламък и бащин си кът,
немили-недраги в далека чужбина,
един - в механата! - открит им е път.
Те пеят.. И дива е тяхната песен,
че рани разяждат ранени сърца,
че злоба ги дави в кипежа си бесен
и сълзи изстисква на бледни лица...
Че злъчка препълня сърца угнетени,
че огън в главите разсъдък суши,
че молния свети в очи накървени,
че мъст, мъст кръвнишка жадуват души.
А зимната буря им сякаш приглася,
бучи и завива страхотно в нощта
и вихром подема, издига, разнася
бунтовната песен широко в света.
И все по-зловещо небето тъмнее,
и все по се мръщи студената нощ,
и все по-горещо дружината пее,
и буря приглася с нечувана мощ...
Те пият и пеят... Отломка нищожна
от винаги храбър народ мъченик,
дечица на майка робиня тревожна
и жертви на подвиг чутовно велик -
далеч от родина, и боси, и голи,
в край чужди събрани, в порутен бордей,
те пият - пиянство забравя неволи,
и пеят, тъй както през сълзи се пей.
ПЕЙО ЯВОРОВ
Перевёл с болгарского Гурген Баренц
АРМЯНЕ
Изгнанники жалкие, щепки, обломки
Народа, который прошёл через ад,
Их матери в рабстве, пусты их котомки,
Они – как ростки, пережившие град.
Ютятся в чужбине, вдали от отчизны,
Худые и бледные, плачут и пьют;
Вином заливают страдания жизни
И песни сквозь горькие слёзы поют.
Они в опьянении ищут забвенья
Вчерашних мучений, сегодняшних бед,
Стремятся в вине утопить ощущенья,
И боль утопить, как навязчивый бред.
Когда голова от вина тяжелеет,
На миг забывается боль матерей.
И боль притупляется, словно жалеет
Раздавленных горем несчастных людей.
Как стадо, гонимое алчущим зверем,
Они разбежались по странам чужим.
Тиран бесновался, он был лицемерен,
Жесток был в расправе и неудержим.
Несчастная родина – в рубищах, ранах,
Сожжён и разрушен домашний очаг.
Чужие они в обживаемых странах,
Их рад приютить только этот кабак.
Всё пьют и поют. Их нескладная песня –
Бальзам для их ран и разбитых сердец;
Их праведный гнев никогда не исчезнет,
И слёзы их душат и жгут, как свинец.
Томятся сердца, преисполнены гнева,
От негодованья темнеет в глазах;
Невнятно выводят родные напевы,
И месть созревает в поющих сердцах.
Метель подпевает их песням печальным,
Ревёт, завывает, свистит за окном;
И вихри разносят потоком случайным
Мятежную песню во мраке ночном.
Всё больше зловещее небо чернеет,
Холодная ночь всё мрачней и мрачней;
А песня всё пламенней, громче, сильнее,
И буря во всём соглашается с ней.
Всё пьют и поют… Это щепки, обломки
Народа, который прошёл через ад,
Их матери в рабстве, пусты их котомки,
Они – как ростки, пережившие град.
Ютятся в чужбине, вдали от отчизны,
Худые и бледные, плачут и пьют;
Вином заливают страдания жизни
И песни сквозь горькие слёзы поют. | 
