Конкурс критиков

Номинация «Критическая статья об эмигрантском творчестве иностранного (нерусскоязычного) поэта-эмигранта»

НЕЛЛИ ЗАКС

10 декабря 1891 (Шёнеберг,Германия) – 12 мая 1970 (Стокгольм, Швеция)

 «Её стихи разнообразны и вместе с тем всё , что она пишет, - одно стихотворение»

Стивен Спендер, английский поэт и критик

Нелли Закс родилась в еврейской семье, в Германии, писала на немецком, последние 30 лет своей жизни провела в Швеции, куда эмигрировала в 1940 году, спасаясь от нацистов.Чудом избежав- шая крематория, всю оставшуюся жизнь – она кровоточила стихами. Это был её Апокалипсис – запечатлённый в слове и личный. Её поэзия – один из самых уникальных художественных феноме- нов ХХ века. Автор стихотворных книг: «В жилищах смерти»(1947), «Звёздное затмение»(1949), «И никто не знает, как дальше»(1957), «Побег и преображение» (1959), «Смерть ещё празднует» (1961), сборника пьес «Знаки на песке», драмы «Эли, или мистерия страданий Израиля».Нелли Закс удостоена многих литературных наград, в том числе Нобелевской премии по литературе 1966 года (совместно с Шая Агноном).

Стихи цитируются в переводах Владимира Микушевича по изданию: Нелли Закс «Звёздное затмение», Москва, «Ной»,1993

НЕЛЛИ ЗАКС : ПОБЕГ И ПРЕОБРАЖЕНИЕ

Кусок ночи Разглаженный руками…

Тьма рождения, тьма смерти, потерянные концы и начала, узкая, острая полоска между нельзя и можно, между 35 и 37 , - шаг вправо, шаг влево - лед, пламень, смерть: жуткое земное царство. Сначала убивают младенца-телёнка , сдирают с него кожу, еще, может быть,тёплую от ласки материнского языка, а потом эту кожу же сдирают ещё раз - с ног любимого: перед тем, как его убить.Музейные горы обуви, горы волос, ветошь..Смерть косит всех: всех существ, все вещи, все отношения - исчезающая Вселенная.Но люди хитроумно помогают смерти, изобретают способы убийства других людей, возводят печи, бросают туда детей, женщин, мужчин…

Есть образы, резко просвечиваемые сквозь плоть и дух самой жизни,самой человеческой истории. Когда посредине ХХ века, в сердце просвещённой Европы, запылали печи, в которых днём и ночью сжигали евреев, дым и пепел видело и ощущало множество свидетелей. Они торопились по своим конторам, к своим детям, они играли на воздухе в карты, некоторые шли в церковь, стояли на коленях перед алтарем, кто-то плакал о муках Спаси- теля. Они вдыхали запах гари, копоть – частички человеческого пепла, впивались в розо-вые ткани их легких. Они, совсем непричастные, д ы ш а л и смертью.

Если бы не случилось того, что случилось, Нелли Закс наверняка бы осталась одним из тех безвестных миру одиноких духоплавателей, чье глубокое присутствие в общем человеческом бытии зримо и ведомо одному только Господу Богу.Но случилось то,что случи- лось. Небо рухнуло - и всё было погребено: европейский гуманизм, родные и близкие, довоенная, догитлеровская Германия. Откровение безмерной гибели человека объяло всё и снесло всё: будущее, настоящее, прошедшее,буржуазную идилию начала жизни на вил- ле отца, берлинского фабриканта, детство с розами и ручною домашнею ланью в обнимку, лучшую в мире музыку на кончиках пальцев, танцы среди паркетов и люстр, окно в сад , сказки, книги... Детство все же вернулось к ней – фея и принц спасли её от немину -емой гибели. Благословенная Сельма Лагерлёф при содействии шведской королевской семьи в мае1940 вырвала её из самого пекла: из Германии Нелли Закс и её престарелая мать бежа- ли в Швецию. Там, в Стокгольме, прожила она до 1970 – до дня своей смерти.

Судьба Нелли Закс действительно овеяна страшной сказочностью, ни на что не похожа - подлинность всегда обескураживает.

Воспитанная, как принято, на мировой культуре, Нелли Закс не считала себя еврейкой. Она читала Бхагаватгиту, тянулась к древним источникам мудрости – эти тонкие духовные узнавания себя в зеркале разных мистических учений стали с юности её внутренней жизнью, но там, в жизни её души, не было места для тайн и судеб народа,к которому ей выпало принадлежать.История, откровения и, наконец, сама раскалённая загадка Израиля, давшего миру пророков, Библию, Иисуса Христа и все неисчислимые последствия этого отдавания, - были для неё как бы недействительны.

Дым из печных труб, сооруженных в центре гуманистической цивилизации, огонь, разведенный людьми , чтобы сжечь тело целого народа, заставили её очнуться.. Все печати с её глубокой души оказались сорванными - душа, сплошная рана, отверзлась.«Страшные переживания, которые привели меня как человека на край смерти и сумасшествия, выучи- ли меня писать.Если бы я не умела писать, я бы не выжила»,- так объясняла Нелли Закс своё позднее посвящение в поэзию, отвергая тем самым всё, что нам как бы уже известно о самих себе и о мире, в котором мы живем. На шестом десятке лет Нелли Закс становится – как будто это возможно! – поэтом. Всю оставшуюся жизнь она писала, в сущности,об одном, задавала один и тот же вопрос, но – трудно даже сказать, найдется ли в совсем не бедной поэзии ХХ века, найдется ли опыт,соразмерный тому масштабу, который так есте- ственно,можно даже сказать, буднично, открылся ее экзистенциальному чувству.То,что у Тютчева еще только подступало к смятенной, ночной человеческой душе, а мандельшта- мовская измордованная Психея успела только зачерпнуть, - стало дневным, насущным во-здухом её поэзии.

«Нет ещё любви между планетами, - говорится в одном стихотворении Нелли Закс, но тайное согласие трепещет уже...» О чем это? О том,что звезда говорит с звездою ? Есть, наверное, место во вселенной , где звёзды поэтов действительно говорят друг с другом.Там невозможное - возможно. Там – тайная встреча всех родных. Тайная – для неви- дяших. В стихах Нелли Закс есть поразительные, необъяснимые в литературоведческой плоскости, почти дословные (на разных языках! ) совпадения: Владимир Соловьев, Тют- чев, Мандельштам... Нелли Закс родилась в том же «девяносто одном ненадёжном году», что и Осип Мандельштам. И это обстоятельство есть некий шифр одной почти невырази- мой темы.Последние стихи Мандельштама, такие не похожие на Мандельштама, и,по су- ществу,первые стихи Нелли Закс, сделавшие ее тем, что она есть, написаны почти в одно время, с разницей в 7 – 10 лет, разделены языком, пространством, судьбой и самим свой- ством дарований, и их неожиданные совпадения - даже в буквальном видении того, что невозможно увидеть телесными глазами, - есть какая-то глубокая правда о едином океане бытия и о едином океане поэзии.У Нелли Закс даже числа, калёным железом выжженные на человеческих руках, – вырываются, уносятся из этого мира смерти.Когда изувеченная, измученная, клеймённая плоть сгорела,на зов пространств устремляются метеоры чисел – туда,«где световые годы, как стрелы...».«Свет размолотых в луч скоростей» в «Стихах о неизвестном солдате», рожденных Мандельштамом из тех же «магических веществ боли», - тайная встреча двух муз: прощающейся с этим миром и только вступающей на его узкие стези,- их печальный салют друг другу...

Но как это может быть? Что делать поэзии там, где её просто н е т - по самой природе вещей? Вот граница, обрыв, перед которым слово, не рискующее впасть в кощунство, заведомо немеет: « И по улицам кровь детей текла просто как кровь детей». Это не Нелли Закс, это Пабло Неруда, чья поэзия, скорее, внешняя, громкая и даже декоративная, здесь, в стихах, где речь идет о бомбардировке Мадрида,очень точно являет эту границу: «И по улицам кровь детей текла просто, как кровь детей».Что и как можно сказать ещё?

У Нелли Закс м ё р т в о е  д и т я - г о в о р и т...Говорит весь потерянный, заблудив- шийся Космос, отведавший чёрного яблочка познания . В этом Космосе не забыт никто: даже рыбья жабра, вырванная с кровью,помещена этой поэзией в созвездие мученичества:

          Сколько смертной заброшенности В жемчужных глазах рыб

И если бы...Если бы - у х о л ю д с к о е , т ы , з а р о с ш е е к р а п и в о й , - если бы оно этот бессловесный голос всеприродного страдания  вслед за этой поэзией все-таки расслышало !          

                     Мёртвое дитя говорит:

                     Мать держала меня за руку.

                     Тут поднял кто-то нож прощания...     

Каждое стихотворение Нелли Закс - залп образов, облечённых в форму верлибра, свободного стиха, где слово – беззащитно, первозданно, ничем не поддержано , - здесь нет гипноза музыки, оно лишено кожи, оно один на один с миром, оно – с ним на «Ты». Я и Ты – единственно возможный язык любви...Её поэзия ,оставаясь поэзией, сошла в ад. В тот, в котором никогда не бывали ни Данте, ни Орфей... И она вышла из ада - оставаясь в нём, в сущности, всегда. «Мои метафоры,- писала Нелли Закс, - это мои раны.Лишь отсюда может быть понято написанное мной...»

                    Мёртвое дитя говорит :

                    И пополам перерезал нож прощания

                    Кусок у меня в горле...

Стоя перед этим обрывом, у невидимой черты, за которой простираются прозрачные, глубокие и таинственные ландшафты и дали этой поэзии, видишь и чувствуешь то, что непереводимо ни на какой язык: и метафизика, и философия, и богословие,и, уж, конечно, плоская житейская обстоятельность здесь бессильны.И тогда оказывается, что нож п р о- щ а н и я – слова, невозможные ни в чьих устах, - о котором твердит это убитое мёртвое  дитя ( не его ли заносила рука Авраама над сыном единственным, любимым ? ) , острый нож прощания, так больно, так страшно, так насильственно отсекающий чудесную пуповину дитяти от этого мира, - не ужаснее,может быть, чем наши голоса: утешителей,философов, оправдателей, сочинителей теодицей, друзей Иова. И голос утешителя , - гово- рит мёртвое дитя, - к о л о л меня в сердце... Поэзия Нелли Закс безутешна: она видит и на небесной коже незаживающие стигматы. З в ё з д н о е з а т м е н и е (так назывался один из её сборников) - это заблудившийся потерянный мир,мир страдающих и страж-дущих звёздных существ...Что такое – эти рыбы, камни, лани, деревья , даже тени тени жертв и палачей, даже стены домов, даже вещи, даже скалы, даже числа,выжженные на руке? Звёзды Нелли Закс – это блуждающие, волшебные , но помрачённые искры жизни, слепо бредущие каким-то окольным путём мирозданья. Это мир затмившегося духа ,мир страданий, апофеозом которого становится избранничество Израиля, на глазах у всего ми- ра проходящего через мученическую смерть. Мученическая смерть при молчаливом согласии «созерцателей»,«коренных жителей»,мученическая смерть, сотворённая руками таких же смертных, которые завтра станут прахом,- есть поистине ночь рода людского, может быть,его последняя ночь, последний,может быть, знак, последний жуткий иероглиф ,последняя буква Священного алфавита, начертанная дымом из печных труб здесь, в четырех стенах, нашего дома...Но Нелли Закс поворачивает этот знак и в другую сторону - подобно Иову,она безмерно возвышает свой голос, она говорит - очень твердо:

                          Стражник, стражник,

                         Господу скажи:

                         Выстрадано всё...     

Но самый потерянный, самый беспомощный вопрос – почему?

                     Почему чёрный ответ ненависти

                     На бытие твоё, Израиль?

Корень слова «ненависть» на языке Священного писания звучит так же, что и слово Синай. Знала ли об этом Нелли Закс, писавшая по-немецки?.. Взойдя на Синай , Израиль вступил одновременно в поле ненависти . Вместе с ношей божественных установлений, вместе с Книгой для всего человечества, с заповедями – Израиль принял на себя благословение и проклятье. Высота Синая, высота Божественного вызова человекуи человечеству - и адская бездна противления Божественному замыслу, ответ звериного царства, скрытого под одеждами цивилизации. (В прямых высказываниях Гитлера и его идеологов социального дарвинизма это явлено очень просто и доступно. Взять хотя бы их сожаление о том, что евреи нанесли на тело мира незаживающую рану: не будучи как бы способными выжить в здоровой конкурентной игре витальных сил, они придумали – нравственность).

Меж чудесами и чудовищами - долгий и страшный путь Израиля в мире.

К т о  и з  в а с, - спрашивает Нелли Закс , - х о ч е т  в о е в а т ь  п р о т и в  т а й н ы? Мистерия Израиля - в горизонтали истории: показательная мистерия его изгнанничества и возвращения, мученического прохождения через смерть и даже будущая развязка этого уникального в своем роде исторического сюжета есть нечто, имеющее отношение к судьбе каждого. Ведь всё здесь таинственно повторяет метафизический, вертикальный сюжет каждого человека и всего человечества: и потерянный рай, и изгнание, и чаянье возвращения , и смерть , и воскресение...

Религиозна ли поэзия Нелли Закс?У слова, не защищённого никакой предвзятостью,кроме предвзятости боли, раны, любви, как бы сорвавшего с себя последнюю кожу, - свои, частные, отношения с миром.Образы, открывающиеся глубокому художественному чув- ству, свободны от каких бы то ни было корпоративных обязательств - пусть даже это и обязательства веры. Они никому не навязывают себя. В них нет неизбежности для всех.

            Ибо от образа к новому образу Ангел в человеке плачет

Перегородки, отделяющие друг от друга человеческие религии, неразличимы сквозь эти слёзы. Зато видна тень Гефсиманского сада,скрывающая, заслоняющая собою ещё и Иова. Израиль и Тот, кому выпало в мире называться Иисусом Христом, – не разведены  по разным человеческим ведомствам.Иов-Израиль-Иисус - единый крик. «Смертельное оди- ночество Израиля»,дымом написанное на лбу неба, и « самый одинокий час» в загадочной  мгле Гефсиманского сада в ангелическом зрении этой поэзии - единая жертва...  Поэзия умеет преодолевать то, на что,в сущности, обречено наше земное сознание,- она по своей природе не догматична. Ведь истина глазами поэзии – не камень, а тончайший эфир...

Агада рассказывает о раби Ханине, осуждённом за чтение Торы на сожжение.Это было во времена императора Адриана.Тело раби обернули свитком Торы, обложили вязанками хвороста и подожгли...«Что ты видишь, рабби?» - спросили ученики. Рабби ответил: «Пергамент сгорает, буквы же улетают ввысь». Поэзия Нелли Закс увидела э т и же буквы, улетающие уже из мирового костра, в котором на этот раз сгорает целый народ:

                   Это Священное Писание

                     спасающееся бегством

                     карабкающееся на небо

                     всеми своими буквами

                     оперенное блаженство

                     прячущееся в медовые соты  

...............................................................................

Так что же это было? Факт переезда (побега !) Нелли Закс из Германии в Швецию, перевернувший, взорвавший её частную жизнь,прошёл с к в о з ь её диковинную словесность, не оставив на ней, в сущности, никакого, не то чтобы вещественного,следа. Швеция сохранила ей жизнь.И ничего более...Всё о с т а л ь н о е было навсегда исковеркано,уни- чтожено, раздавлено, сожжено – вместе с естественными, в обычном порядке жизни, куль- турными символами.У Нелли Закс уж точно не было за спиной ни рябины ("Но если по дороге – куст / встаёт, особенно – рябина...»Марина Цветаева) , ни черёмухи ("... Россия, звёзды, ночь расстрела / и весь в черёмухе овраг! " Вл. Набоков), ни Романтического Лет- него сада ( Георгий Иванов) , ни даже отложенного на смерть Васильевского острова (Ио- сиф Бродский). И сама спасительная Швеция никак не укладывалась в типологическую схему, чтобы стать в ней чем-то вроде печально известного,уже мифологического, Понта (Овидий),откуда слетали бы в оставленный мир её, Нелли Закс, Тристии, её Скорбные эле- гии...Элегий на этот раз не было и быть не могло: элегия, как жанр, попросту испарилась, аннигилировалась вблизи, - не поддающейся здравому смыслу, - реальности тотального человеческого уничтожения и самоуничтожения. Позади был – пепел и впереди – всё то же, не оседающее,облако пепла.Одинокая, хрупкая, немолодая, всего лишь женщина. Оставалось...пробить, прогрызть, проплакать насквозь наигорчайшую кожуру-оболочку своего личного бытия, чтобы – соединиться с всечеловеческой, всеприродной бедою и болью и, с ничем уже не опосредованным, будто бы снизосшедшим к ней, божественным словом.