Конкурс поэтов-эмигрантов

Номинация «Стихи о родном крае, об историко-географических и культурно-языковых корнях»

Подорожная

По подложной подорожной подорожника

С миром пустят стражники острожника.

Доберётся он до стации до Дна,

где Россия вся до донышка видна,

Где лугами разгулялась Луга-мать

и притоками сто вёрст спешит обнять.

Вдоль откосов неспроста, чай, -

                                                 примечай!

долгим летом лиловеет иван-чай.

Привечает, призывает тихий звон

колокольчиков колеблющихся сонм.

И, умытые росою, как в слезах,

распахнут глаза ромашки в небеса,

заклиная,

                примиряя жизнь мою

с тем, что было,

                            с тем, что сплыло,

                                                         что люблю.

По малину

Кромы – Бежица – Гусь –Хрустальный…

Оклик детства, как эхо – дальний.

В раздорожьи годов суровых

всё дороже мне Дорожово.

С полустанка дорогой тёплой

поспеваю едва за тётей,

за плетёной её корзиной –

босиком плетусь по малину

мимо мельницы, кузни мимо.

За околицей – лес с малиной,

с перезвоном, прохладой росной…

Верховодят в лесу том сосны,

а валежник вальяжный нежит

всяких сказов живая нЕжить.

За невстречу молиться будем

с густорыким медведем бурым.

Но по вырубкам лес повинно

разрастил разлюли-малину.

Разморённую зноем солнца:

лишь дотронешься – звяк о донце!

Переспелой капелью алой

кровь живую в меня вливала.

Словно лучший на свете донор

породнила меня с тем бором.

Брали ягоду,

                     вышло – счастье,

и, наверно, в последний час я,

взором медленным жизнь окинув,

задержу его –

                          на малине.

Номинация «Стихи о стране нынешнего проживания»

Ниагара

…Врасплох упали ночи чары,

рассыпав в небе звёздный град,

над набережной Ниагары,

в её хрустальный водопад.

И сердце сжалось.

Невозможно

ещё вчера казалось мне

иметь всё то, что непреложно

теперь со мной,

теперь вполне –

моё. И большего не надо:

лишь только бы вот  так – смотреть

сквозь ниагарских радуг сеть

в твою сверхрадужность, Канада.

Ты мне судьбою суждена,

Как пенность - этой водной буре…

Смотрю: в неоновой лазури

волну уносит в даль волна.

И я вот так –

                        волной мятежной

метнулась вдаль от берегов,

от златокованых оков

любви и горести безбрежной.

Теперь творю немой обряд,

любя Канады сопричастье –

хрустальную подкову счастья –

мой Ниагарский водопад!

* * *

Одинокие сосны

на далёком холме.

Слишком ранняя осень

предназначена мне.

Черношеии гуси

элегатной толпой,

угадав схожесть грусти,

позовут за собой.

Загогочут, награют

про чужие края,

и в гусиную стаю

буду принята я.

Нарекусь белой Ледой,

от любви весела –

зашуршат бледным бредом

за спиной два крыла.

И в заманные дали

за  обманным теплом…

Гуси мне не сказали,

что же будет потом.

Номинация «Стихи об эмиграции, ностальгии и оторванности от родных корней»

Землячке

Летом в Летнем

         мы могли сидеть на лавочке,

в Колизее  вдруг нечаянно столкнуться…

Мы с тобой катались,

                                    словно яблочки

по Европы золотому блюдцу.

Повидали города заморские,

повидаем острова Азорские

и грустить, писать стихи осядем

мы в негаданной, неведомой Канаде.

Будет дружба,      

                     бремя службы,

                                            птахи-дети,

будем вить для них гнездовья

                                           в Новом Свете…

А когда тоска подступит к сердцу  клином –

не булатным,

                   а смертельным –

                                                  журавлиным,

от Азоров на Аврору вскинем взоры

и - помолимся

                          за наш любимый город.

* * *

Нет, не унять, не позабросить…

Когда в Торонто бредит осень

гусиным выводком гордясь,

избегнув мыслью прихотливо

и ностальгии и надрыва

на горло наступает связь.

времён и врЕменных пристанищ.

Тот список так любим и ранящ:

звенит он золотом оков,

покой смущая волжских плёсов,

ночей карельских светлокосых,

воспетых невских берегов.

Скворечники Замоскворечья,

распевность «акающей» речи

и золотистость куполов

остались далеко-далече,

и чую сердцем, что – навечно,

как обречённая любовь.