ЭМИГРАНТСКАЯ ЛИРА-2023. Поэтический конкурс «Эмигрантский вектор»

Номинация «Там»

* * *

Светает. Стихло. Птичий гам

укроет Киев одеялом.

Я различаю по глазам

того, кто вышел из подвала.

Светло, как в детстве, по ночам

от вспышек, падающих рядом.

Идет домой и ставит чай,

и смотрит поседевшим взглядом.

Подвал — спасибо, что не склеп, —

есть сгусток безопасной зоны.

Он стар, но может резать хлеб

в отряде самообороны.

Кораблик к дому своему

плывет в тоске исповедальной.

Что знают Сартр и Камю

про опыт экзистенциальный?

Горит на страже Верхний Вал.

Болит Желань в районе сердца.

И я иду за ним в подвал,

чтоб хоть немного отогреться.

И так не верится в тепле

и тишине недолгой, звонкой,

что я живу не на земле,

а в шаге от взрывной воронки.

* * *

Отгудела сирена, но длится пожарный вой,

запуская иной, разъедающий душу зуммер.

Этот грохот — он есть или чудится? Кто живой —

отзовись и скажи, что никто из друзей не умер.

Когда он заискрит — тот божественный свет в конце,

попрошу тишины, и еще, и еще тишины,

оттого что сетка морщин на моем лице

повторяет сегодня карту моей страны.

По утрам зашиваешь себя, словно рваный шов,

в каждой морщине — воронка расцветки хаки,

и подходишь к зеркалу, чтобы узнать, во Львов

прилетело ночью или бомбили Харьков.

Впереди зима, а запаса особо нет,

и голодные птицы, как дроны, летают низко.

Обесточен дом, но еще остается свет

изнутри, и его хватает на самых близких.

И когда он войдет — побеждающий мрак — в проем,

я скажу: спасибо, Боже, что шли вдвоем,

оттого что сетка морщин на лице моем

повторила карту боев.

Номинация «Здесь»

* * *

В земном тепле, в плацкартной дольче вита

мне снится, если выдохнусь на час,

что где-то бродит дом, как пес побитый,

из всех щелей выглядывая нас.

Наука бегства, опыт выживанья,

удавкой затянулась простыня,

мне снится: каждый выстрел в мирозданье –

прямое попадание в меня.

Летит вагон над тучею косматой,

дежурный свет командует отбой,

а дочь моя рисует дом крылатый

и крышу с покосившейся трубой.

Еще гоняет мяч команда зондер,

а дочь рисует пальцем по стеклу

огонь, вагон и дом на горизонте,

летящий следом в тлеющую мглу.

Летит обоз, в корзинах плачут дети,

Мадонна держит небо на весу.

Мы всюду дома, где на час приветят,

где чашкой чая нас не обнесут.

О, сколько нас, упавших в эту реку.

Пока бегу, я все-таки живу,

любя, как подобает человеку,

и видятся – во сне ли, наяву –

калашный ряд, ночные аты-баты,

колонны, уходящие во мглу,

где дочь моя рисует дом крылатый

и ветер, пробежавший по стеклу.

* * *

в этом пряничном кукольном где-то на севере где-то

мы как гости непрошены не по погоде одеты

пролетев над полями и Бучами всеми Европами

мы не птицы

завидев зерно только крыльями хлопаем

и десятки и тыщи за нами по беглому следу

наши дети уже не играют в войну и победу

и пока разбивает гнездо недобитая стая

наши дети еще не живут но уже не играют

каждый сам по себе на постели чужой а на деле

это сотни сердечек в одном обнулившемся теле

и на теле страны мы зияем как общая рана

и по стенкам сосудов стекает вода из-под крана

наше тело из глины а души как тени бескровны

но терновник и лавр обнялись за оградой церковной

здесь токкатой и фугой начинается месса вечерняя

мы обнимем друг друга слова потеряли значение

наше тело смахнули не глядя с гончарного круга

наше общее дело держать не теряя друг друга

в этой стыдной тоске в стадных поисках крова и пищи

оттого что любовь своего и чужого не ищет

оттого что любовь милосердствует и согревает

мы обнимем любого кто прибыл из ада и рая

очагом для него якорями его парусами

оттого что последняя родина это мы сами

оттого что не пыль перекатная пепел залетный

нас любовь выбирает из прочих детей и животных

и родная земля под ногтями и небо на блюде

оттого что не пепел а все-таки все еще люди

Номинация «Эмигрантский вектор»

* * *

молока и меда

меда и молока

хлеба тепла и быть может вечерний воздух

Господи не оскудеет твоя рука

сколько бы раз в нее не вбивали гвозди

молока и хлеба и может глоток вина

плед потеплее укрыться от вечной стужи

что там на завтрак у смерти война война

голод в обед и уныние сытный ужин

где на земле найдется тебе приют

где поселить семью и пробыть до срока

родина это жизнь и ее живут

и проживают вместе и одиноко

писем стихов и быть может морской прибой

места кораблику в тихой и звездной гавани

родина это то что беру с собой

в самое дальнее самое позднее плаванье

меда тепла и быть может еще любви

смерть закрепилась прочно в черте оседлой

руки ее по локоть в моей крови

но коротки они чтоб достать до сердца

хлеб из печи материнское молоко

жизни для тех кто смертен

бессмертья родине

Ты что над водами рядом и высоко

над городами твердью людьми народами

Одиссей

Золотистого меда…

             Осип Мандельштам

Что от земли – то свято, а ты не верил

в чудо березы, мяты, буркун и клевер.

И, проглотив Гомера, как все, превратно,

ты прошагал полмира. Пора обратно.

В малой твоей Итаке, в полдневном звоне –

дети, шмели, собаки, коты и кони,

утки, стрижи, цесарки, конца долинам

нет в медоносных царствах, в краю пчелином.

Вишни плодятся и чинно взрослеют грядки.

В сонной твоей Отчизне не все в порядке.

Жарко пылают маки, а зелень – чахнет.

В знойной твоей Итаке грозой не пахнет.

С мая мельчает Смош при сухой погоде.

Что же и ты, как дождь, стороной проходишь?

Донник, всем травам сотник, других лаская,

не по тебе ли сохнет, как Навзикая?

Родина за версту неподвластна глазу,

нет, не Европа, ту не любил ни разу.

Берег без доброй влаги былье сковало.

Мы по тебе, бродяге, истосковались.

Ветры степные рыщут. Брешь – в частоколе.

Зря молодые ищут калганов корень.

Слег сенокос без мужа в яру разлогом.

Ты возвращайся, друже. Нужна подмога.

В теле твоем – свобода, в тепле овечьем.

Мы молоком и медом тебя подлечим.

Все заблужденья слуха, что сладко манят,

выбьем полынным духом в козацкой бане.

Что тебе в тех магрибах, сезамах, польшах?

Будем любить до гроба, а может дольше –

до сотворенья мира, в приречных кущах

будем читать Гомера на сон грядущий.