Номинация «ТАМ»

Абрикосы цветут

Абрикосы цветут, абрикосы,

На ветвях еще зелени нет,

Но апрель нам уже преподносит

Гамму чувств - абрикосовый цвет.

Растревоженным нам, никудышным,

По прогнозам идущим ко дну,

Оказаться вдруг в нежном и пышном,

Заколдованном белом плену.

Вскинув голову, словно впервые,

Заглядеться, как светит краса,

Как колышутся ветки живые,

Унося лепестки в небеса.

Услыхать их безудержный лепет,

Ощутить ветерок у лица,

На победный торжественный трепет

Все смотреть и смотреть без конца,

А потом голова закружится,

Память станет щемящей такой.

И опять в ней сумеют ужиться

Сладость с горечью, радость с тоской.

Обман

Каких наград нам в жизни ждать,

Каких не миновать подвохов,

„Нам не дано предугадать",

Куда уж крохам?

Крик, самый первый в их устах, -

Не плач, а самоутвержденье.

Им начисто неведом страх

В момент рожденья.

Суют в рот смело, что хотят,

Чуть что не так - сучат ногами,

В покое безмятежно спят,

Прижавшись к маме.

Потом за ручку их ведут,

Они доверчиво беспечны,

Гостинцы запросто берут

У первых встречных.

Став старше, бегают, шалят,

Ловя дар солнышка - веснушки,

Вдруг к книжкам обращают взгляд,

Забыв игрушки.

Пора. Мир ждет. Ученье - свет,

А впереди - пути-дороги.

Набит портфель, дрожит букет,

Танцуют ноги.

Здесь музыка гремит с утра,

Торжественные льются речи,

С волшебным миром детвора

Так жаждет встречи.

Ей все еще неведом страх

И непонятно лицемерье.

В ее распахнутых глазах

Одно доверье.

Но раскрывается обман,

Обильно спрыснутый любовью:

Мир - не волшебник, мир - Беслан,

Залитый кровью.

И кто бы ни был виноват,

В том, что в детей впивались пули,

На праздник мы вели ребят

И - обманули.

Номинация «ЗДЕСЬ»

Праздник в Дрездене

Немцы праздновать умеют,

Wochenende, день погож.

Ног и денег не жалеют

Старики и молодёжь.

Здесь на улицах зелёных –

Стойки, бары и ларьки,

Развеваются знамёна,

Наполняются кульки.

Вот конфеты, вот печенье,

Хочешь – bitter, хочешь – süss,

И готово развлеченье

На любой каприз и вкус.

Пустотелый клоун пляшет,

Извиваясь на ветру,

Низко кланяется, машет,

Зазывает детвору.

Здесь напяливают маски,

Примеряют парики,

 В парке детские коляски

Мчатся наперегонки.

Здесь стартуют в небо плавно

Дирижабли и шары...

Всё придумано забавно,

С элементами игры.

Коромыслом дым, гулянье,

Пляшут кто во что горазд.

Музыкантам за старанье,

Пусть не каждый, но воздаст.

Ухо радуется звуку,

Глаз – сиянью светлых лиц...

Но протягивает руку

Через несколько границ

Нищета с мольбой во взоре,

Словно в сытости упрёк.

Вспомнишь – и застрянет в горле

Мне здесь поданный кусок.

Чья-то скрипка нас приветит

Милым сердцу попурри.

Новый месяц бледно светит

Над Gemäldegalerie…

Праведник мира

То ложный след, то вовсе без следа,

Ушли свидетели, молчат архивы,

Врёт летопись, не ведая стыда,

И летописец мёртв. Легенды – живы.

Глубок неиссякаемый родник,

Для грязных рук и дел недосягаем.

Преданий вечных пафосный язык

Мы памятью и сердцем постигаем.

ЗэКа из тех, кого исподтишка...

Умён, известен, знает слишком много.

Сломить, завербовать тонка кишка,

Убрать и скрыть – без всякого предлога!

Берлин. Музей. Весь первый зал – о нём,

Потрясена, как все, нежданной встречей.

И вновь земля охвачена огнём,

И вновь чадят те дьявольские печи.

Он, как никто, беду опережал,

Хоть не был ни пророком, ни мессией.

Жил, балансируя на лезвии ножа,

Здесь уцелел, но сгинул там, в России:

Исчезни в назидание другим,

Спасать евреев – что ещё за бредни?!

Нет, дело это выглядит благим,

Но с кем ещё встречался ты намедни?

А он – один, нейтрал и дипломат,

Но – Человек, мудрец и в поле воин,

Лишь мужеством вооружённый, рад,

Что столь высокой чести удостоен:

Дать обречённым (в лапах сатаны!)

Гражданство шведское и охранить мандатом.

Десятки тысяч жизней спасены

Всего одним рисковым дипломатом.

 Он поплатился жизнью за добро.

Архивный статус ложью изувечен.

Адам и Ева... Что-то – про ребро...

Творец уверен – мир очеловечен.

Родился он, а даты смерти нет,

Спасал, берёг – феномен.  Nomos, ergon.

Истоки бытия и бесконечность лет,

И кто-то ждёт ещё Рауля Валленберга...

Номинация «ЭМИГРАНТСКИЙ ВЕКТОР»

Сквозь дальность и давность

Нет, я не исчезла, - друзьям говорю, -

Не верьте в мою зарубежность.

Живу среди вас. Вам, как прежде, дарю

Свою неизбывную нежность.

Наш город, где, встретившись, Буг и  Ингул

Шлют воды в морскую безбрежность,

Вобрал моё ВСЁ. Здесь на каждом шагу

Пустила ростки моя нежность.

Мне видятся лица всё те же во сне,

И место событий – всё то же.

И в гости хожу я и к вам, и к родне,

И в дом мой любимые вхожи.

А пробуждение всё норовит

Не верить в разлук неизбежность,

Утраты – печальная дань „селяви"

И вечно щемящая нежность.

Не стану грешить, утверждая, что плох

Мир, ставший мне новой юдолью.

Но сладок мне ветер привычный и вдох,

Наполненный влагой и солью.

И если тот ветер в пути поутих,

Навстречу, сквозь знойность и снежность,

Сквозь дальность и давность, пробьётся мой стих –

Моя безоглядная нежность.

Лелея, стараясь от зла уберечь

Покой ваш и сна безмятежность,

Так жаждет и смех ваш услышать, и речь

Моя  бесконечная нежность.

И с выдохом тихо срывается с губ:

Я – этой земли принадлежность,

Как Бугский лиман, как бульвар, как яхт-клуб,

Где смотрит вам вслед моя нежность.          

День поэзии

Ты нарядное платье надень,

Пусть на небе – хоть солнце, хоть тучи.

День поэзии... Наш это день!

Самый праздничный повод и случай!

День парящего духа, любви

Вне границ притяженья земного.

Что тревожит тебя, назови,

Глубже, слаще, возвышенней слова?

Не ответишь... Писатель, Поэт

(Убедиться нетрудно воочью)

То, чему и названия нет,

Поручают искать многоточью.

Ах слова, лебединая песнь,

Ночь без сна или день-непоседа,

Вы – печаль, вы – тоска, вы – болезнь,

Вы – мечта, и триумф, и победа!

Вы – порыв, утешенье, бальзам,

Щедрость, нежность сердечного зова.

( Жаль, к услугам обиде, слезам

Ваше воинство тоже готово.)

И сегодня стихи – не вода.

Плачь и пой, эмигрантская лира!

В дар прими, по заслугам воздай,

Твой приют – неустроенность мира.

Ты, скиталица, веришь и ждёшь,

Голос  свой повышая затем лишь,

Чтоб к тебе не примазалась ложь,

Ты, печальница, лжи не приемлешь.

Невесомость, высокий полёт,

Слог витает, душа замирает...

Герда любит, слезинка падёт –

И сердечко у Кая оттает.