ЭМИГРАНТСКАЯ ЛИРА-2019. Конкурс поэтов-эмигрантов «Эмигрантский вектор»

Номинация «Там»

Молитва

Китайский фонарик со свадьбы соседской

То меркнет, то светится за занавеской;

Оставив всё то, что имел на земле,

Летит над землёю в сиреневой мгле.

Над кладкой кирпичной, над горкой песчаной,

Соседского счастья наследник печальный,

Рождённый гореть под руками невест,

Летишь одиноко… О ты ли не весть?

Бумага пускай догорит без следа,

Но ты, иже в дом возвращаешь кота,

Еси наши слёзы и пепел, и хлеб, -

Не надо, не надо иных мне судеб.

Не надо мне моря, не надо мне рая,

Послушай, фонариком этим играя:

В прекрасном и горестном нашем краю

Я признаки жизни тебе подаю.

Стихи из романа «Странные сближения»

С небес на холмы голубые сходил ослепительный нимб. А Пушкину снились Марии и Катя, примкнувшая к ним. Он только вертел головою, не в силах противиться сну. Они в этом сне меж собою делили его, как страну. И были нелёгкими годы, и груз не по силе плечам. И в небе неслись самолёты, густые хвосты волоча. Над тёмными стогнами града взрывался рассветный фугас, а Пушкин шептал «мне не надо, ничто мне не надо от вас. Не нужно мне места на карте, ни славы и ни дьюти-фри, но только объятия Кати и нескольких разных Марий», - и он говорил им: «смотрите, какая всё это фигня. Вы лучше любите, любите, – тревожьте, тревожьте меня! Покинув пределы земные, все гибнут один за другим, но мы-то бессмертны, Марии, и Катя, примкнувшая к ним. А смерть – это всё понарошку, нас запах мочёной морошки удержит на свете, и кружки полны будут солнцем одним, пока мы, держась друг за дружку, в одной поднимаемся ложке над общим котлом мировым».

Номинация «Здесь»

Орфей

Пробегают тени сквозь переулок,

Где соседи уводят собак с прогулок.

Отъезжает трамвай, пахнет тёплой мукой из лавок,

Засыпает мой город в высоковольтных лаврах,

Вечереет река; открывается свод над ней

Тёмно-красный от городских огней.

А на сердце такое – как лампочка в коридоре,

Будто ждало нас, но миновало горе,

Будто кто-то вот-вот похлопает по плечу,

И покажется: я лечу

В утешительных сумерках, в общем заветном лимбе,

Где ещё не воскресли те, кого мы любили,

Но уже не потеряны их часы и альбомы,

Это к ним летим мы, медленны и неуклонны.

Что за гром над рекой, что за свет в пустоте великой?

Это к нам возвращаются наши собаки, книги,

Сияют над головой.

Подумаешь об Эвридике

И до вечера сам не свой.

Это голос её кричит из закатной меди:

«Всё идёт в направленьи любви и смерти,

И пока ты шаришь ключи в подъезде

Ты летишь, о, ты не стоишь на месте».

…Уплывают ивы, ветками загребая,

А за ними - линия голубая.

Ни вдохнуть, ни выдохнуть. Ну и вечер.

Ангел мой, мне даже поклясться нечем.

Разве тем, что давно не имеет веса,

Что, казалось, больше не увидишь и не вспомянешь,

А оно воскресло

Прежде других вещей.

Ты прекраснее, чем бабочка породы ванесса,

Чем снежинка бумажная в день бесснежный,

Чем фонарь, загорающийся над головою,

Чем слово «меридиан».

Новая элегия

Станут стволы столами; станет вино

Уксусом; ноут примет данайский дар.

Что остаётся? Улица за окном,

Моцарт, любовь, и через дорогу бар.

Думать об этом лучше зарывшись в плед,

В позднем часу, среди увяданья крон.

Слушать негромкий ветер и знать, что нет

Больше ни вёрст, ни миль, так сказать, пардон.

Думать об отдалённых концах земли,

Где, может быть, имея в виду и нас,

На воду сходят белые корабли –

Сплошь велики, как Богом нажатый «капс».

Музыка в баре трещит, как гнилая снасть.

Моцарт легко заменит земную ось.

И не наслушаться, и не напиться всласть

Завтрашним уксусом, прежде чем снова врозь

Встретить другие сутки и тем скорей,

В позднем часу покинув свою кровать,

Встать у окна, где тысяча фонарей

Выйдет на чёрное небо тебя искать.

Номинация «Эмигрантский вектор»

Весенняя сказка

В синеву устремлена

Пенный ком несёт волна.

Разжигает светлый блик,

Наплывает шумным ливнем

Или женщиною в синем

К полынье несёт рушник.

И едва коснётся глади,

Следом, друг на друга глядя,

Моют белое белье

Сестры синие её.

А за ними ходят бури,

А за ними голубую

Парусину без следа

Рвут форштевнями суда.

И, вращенью шара верен,

Вслед за ними ходит берег:

Той же лёгкою волной

Подступает край земной.

А на нем дорог и крыш

Пёстрый ворох, шумный город,

Ряд больших домов, в котором

Есть один, где ты не спишь.

Шар плывёт в сияньи окон,

Всякий раз в чернила боком

Погружаясь; и волной

Заливает строй дневной

Птиц, троллейбусов и прочих;

Всё, что нужно этой ночью -

Спать под шорох дальних волн

Во вращенье мировом.

И повсюду в городах

Дремлют люди, но когда

Им приснится новый берег, -

Запирают крепче двери

До рассвета и впотьмах

Обогнать стремятся воды

На высоких самолётах,

На далёких поездах.

На взлёт

Ты не пена, ты не глина, не ребро, -

Ты какое-то летучее добро.

Ангел мой, лети обратно в облака,

Мне останутся два жёлтых огонька,

Словно точка с запятой по-над бездной

Темно-синей, грозовой, наднебесной.