ЭМИГРАНТСКАЯ ЛИРА-2015. Конкурс поэтов-эмигрантов «Эмигрантский вектор»
Номинация «Там»
Музыка. Концерт
Сперва смычки, качаясь вразнобой,
как бы, проткнуть пытаются кулисы,
и скрипки - хаотической гурьбой –
все невпопад. На ярмарке актрисы.
Как будто чаек стая слезы льет
над мелким морем ямы оркестровой,
как будто свадьба пьяная зовет
паромщика, что спит под лодкой новой.
Но вот спокойный строгий силуэт,
на музыкальный инструмент похожий,
прошел меж музыкантами, и свет
мгновенно стал спокойнее и строже.
Все лица собрались и, глядя в такт
позывам рук, подавшим знаки с кручи,
колонной четкой, чуя каждый шаг,
пошел на приступ звуков строй могучий.
Затем на сцене вихри завились,
на зал подуло теплым нотным ветром,
смычки, все разом, дружно поднялись
в одном порыве радостно-бессмертном.
Под шквалом звуков закачался зал,
огнем подвесок полыхнули люстры.
В пустом фойе зеркальный ряд сиял,
чего-то ждали неподвижно бюсты...
Гудел и вился звуков дружный рой,
неслись сердца пронзенные навстречу:
литавры, распаленные игрой,
зал расстреляли медною картечью.
Рыдали люстры и роняли в зал
мельчайших радуг яркие соцветья...
На небе сидя, старый бог рыдал,
поскольку дарит музыка бессмертье.
***
У других девочек, ее подружек, были папы. Одни из них курили "Казбек" и носили шляпы, другие - "Приму", "Север", ходили в кепках. Некоторые выпивали редко, другие - крепко. Папы работали, служили, приносили домой зарплату. У их дочек ни на одном платье не бывало ни одной заплаты, им обувь покупали на разные случаи - на будни и праздник, жару и холод. И, уж конечно, девочки эти не знали такой голод, когда вареную курицу впервые в жизни пробуешь в десять лет и не в праздник, а в будний день, случайно попав на обед к подружке, которой помогаешь в учебе, а то у нее одни двойки. И там же впервые в жизни ешь яблочные слойки.
В воскресенье, взяв под руку маму, а дочку за руку, папа их вел развлекаться. У мамы часы "Ракета", зонтик китайский, кольцо на пальце, шифоновое платье, лаковые туфли, перманент. В этих прогулках самым сладостным был тот момент, когда можно было в новом платье пройти мимо девочки в затрапезе: подумаешь, отличница! Зато нищая и может только мечтать об отрезе крепдешина на платье, а вот ей мама купила два! И кому нужна в нашей жизни умная голова?!
Они гуляли в парке, папа в тире стрелял, демонстрируя мужественность, дочь каталась на карусели. Мороженое из креманок стальных запотевших очень медленно ели. Маме взяли шампанское, папе - коньяк, дочке крем-соду. Казалось, специально для них устраивали солнечную погоду.
Девочкам в этих семьях капризничать разрешали. Раздавались нытье и брюзжанье в самом начале. А потом девочка выла, раззявив рот, распустивши сопли. В этих семьях девочки ногой на родителей топали! Чаша терпения мамы переполнялась раньше, папа смотрел виновато. Жена ему говорила, что зря не начали шлепать девчонку в раннем детстве - давно когда-то. Но ведь папа не смог бы ее и пальцем тронуть все равно. И тут девочка посреди воя вдруг говорила:" Пошли в кино!"
Вечером папа уснувшую дочь нес на руках домой.
Он знал ее детские тайны и горести - все до одной.
Он терпеть не мог парней, что крутились вокруг подросшей дочурки:
был уверен, что все они или насильники, или урки.
Из девочек этих выросли самые разные бабы: умные и дуры, добрые лапочки и злые жабы. Но у всех у них в городе далеком живет старенький папа. И вот, когда жизнь наложит на них свою когтистую лапу, можно к нему убежать и плакать в его жилетку горько. У этих пап всегда найдется для дочери суп и койка. Эти папы дочерей никогда не бросали, не сбегали от них далеко, другим - чужим - дочкам не покупали туфельки и молоко. Эти папы слушать умели и знали: их дочка красавица, а что до того, что мужикам она не очень-то нравится, так это они идиоты, зенки зальют и понять не могут папину девочку, папину доченьку-недотрогу. Эти папы всегда вышлют деньжат на дорогу, чтобы дочка сумела от долгов и напастей сбежать в детство, где папа, ее комната светлая, стол и кровать.
Девочки, что жили без пап, тоже выросли разными.
Тоже умными и дурами, красотками и безобразными.
Кто-то из них к жизни ластится, кто-то берет нахрапом...
Но ни у одной в тылу нет крепости по имени папа.
Номинация «ЗДЕСЬ»
* * *
Смотрю в окно я на пейзаж простой:
и у Творца когда-то был простой!
Простой души, беспамятство и сон,
в который круг поступков вовлечен.
Порочно заколдован этот круг.
В прочнейшей паутине все вокруг.
Кружится пыльных нитей кисея,
и липкий воздух - вроде киселя.
Часы зависли, время запеклось,
земля застыла, и свернулась ось.
И, ватою забитая душа,
не трудится, натужно не дыша.
А нужно делать дело...
Тяжек крест!
Соседи что-то празднуют окрест.
Порыва нет, как нет тех А и Бэ,
которым не сиделось на трубе.
Не протрубить рассветную зорю,
не оторвать листок календарю.
Заря погасла, а кураж исчез –
и у Творца не ладился процесс!
Израильский дождь
Бурлит и булькает ручей,
дождём рожден. И дождь в нём тонет.
А воздух исступленно стонет,
как мазохист под свист бичей.
Кнутом дождя исхлестан сад,
с ветвей его текут потоки.
Не спросит дождь,когда же сроки,
а просто хлещет все подряд.
Размыты и пески,и глины,
лоснятся валуны округло.
Пространство смыто и безугло,
разрушены небес плотины.
Река - с утра - была тропой,
её, спеша, топтали ноги.
Дождем размыт пейзаж убогий.
Гремит воды обвал крутой.
А после будет избавленье,
испарина,блаженный вздох,
сиянье листьев,мокрый мох
и воздух сладкий,как варенье.
Номинация «Эмигрантский вектор»
* * *
Что в жизни происходит нашей?
Нам небо светлой тучей машет.
Кто ищет, может быть, обрящет
на склоне бесконечных дней
свой чистый дождь над черной пашней,
над предрассудков полной чашей,
бездумья беспросветной чащей...
Обрящет. Станет ли умней?
Что происходит в жизни нашей?
Мы любим лучше или чаще?
Все подбираем, все-то тащим
в свой дом: и барахло, и хлам.
Увы, уже не стать нам краше,
с теченьем дней не стать нам краше.
О господи! Не стать мне краше.
Верни мне юность - все отдам!
Я все отдам, останусь нищей.
Я буду веселей и чище.
Любой я буду рада пище –
и хлебу, и глотку воды.
За пашней юность моя свищет:
как тать в нощи, все рыщет, рыщет...
Она других в подруги ищет,
чтоб увести в свои сады.
Но в тех садах им жить недолго:
их тоже ждет сюда дорога –
сюда, где склон, где чистый дождь
льет слезы над печальной пашней,
над несуразицей домашней,
над жизнью, и смешной, и зряшной...
Откуда не уйдешь.
***
Вот автобус проходит.
В нем люди сидят. Они едут,
принарядившись, в город большой по причинам различным.
У кого-то мечта прикупить подешевле товаров,
у кого-то мечта, чтобы был бы хорошим анализ:
вот, к врачу они едут, надеясь, что чистые джинсы
и пуловер парадный им как-нибудь в этом помогут.
А быть может, кого-то уволили - вот он и едет,
чтобы новое рабство себе подыскать. Что же делать,
если нужно платить за квартиру, и хочется кушать?!
Тут не только в автобус - в ракету залезешь в надежде.
Кто-то зубрит конспекты - автобус ввезет их в экзамен.
Жаль, обратно самим нужно выбраться будет. А трудно.
Но ученья лишь корень горчит, а плоды, - как варенье!
Ну, а что - "безработица"?! Слово из жизни не нашей.
Вот получим диплом, вот закончатся годы зубрежки...
А пока не мешайте учиться, учиться, учиться!
На свидание в полдень рабочий автобус нарядный
довезет всех влюбленных, а плейер создаст настроенье.
Им любовь, словно крепость: ее бастионы надежно
их прикроют от жизни реальной...Ну, что же, бог помочь.
Вот, стою я в домашней одежде - смотрю на автобус.
Он наряден, в нем кресла удобные - плюшем обиты.
В нем сидят те, кто смог разорвать паутину густую
и сбежать из нее, и летит, хоть на время, подальше.
Только синий дымок из трубы выхлопной будет виться
и заставит чихать и чихать паука-кровососа,
что прикинулся домом и ждет их вполне терпеливо,
потому что вернется автобус, и люди вернутся.
Не сбежать, не уехать - нигде нет ни хлеба, ни крова,
пусть хоть вечное лето над нами листвою полощет.
Вот автобус нарядный. А я, как всегда, в затрапезе.
Боже! Хоть бы в больницу уехать...
Болеть неохота.
| 
