ЭМИГРАНТСКАЯ ЛИРА-2021. Конкурс поэтов-эмигрантов «Эмигрантский вектор»

Номинация «Там»

Делить на два

«Уважаемые пассажиры, пожалуйста, вернитесь на свои места!»

Земля без куполов кажется мертва, пуста.

Стоит взлететь, и она исчезает, как сон.

А дом — как будто завалился за подкладку и нашелся: как рубль или непросроченный цитрамон.

Да, в «хрущевках» теперь поленницы из «Икеи», а весь подъезд пользуется системой Госуслуг.

Красиво или не очень? Хорошо или плохо? Но разве сердце считает только до двух?

Вдох и выдох. Старость и молодость. Билет «туда» и «сюда».

По мечте ребенка мы снимаем под копирку взрослый сериал.

Добрый — злой. Богатый — бедный. Белый — черный. Вкл и выкл.

Или «все совсем не так» и «никон» - «кэнон» — и абсурд давно вписался в цикл.

«Верх» и «низ», «чужой» — «родной», с сахаром и без...

«Да нет» же! Содержание пути — дорога, а книги — не начало и конец, а текст.

Между севером и югом раскрутился шар,

«правда и газеты» лупой «более-мений» жгут из просвещения пожар.

Вход куда? Откуда выход? Что объединяет правое и левое плечо?

Холодно!... Теплее... Горячо!

Из дома домой

Из дома вернулась домой и опять улетела, как в ссылку.

Часовые стрелки мерят мои километры:

оставляю взрослевших, нахожу — стареющих.

Из дома домой отправляю сама себе одну и ту же посылку

с сухими корнями, семенами веры и плодами одолженной мудрости,

но на таможне ее, как всегда, вскрывает Всеведущий.

Откупаюсь от пошлин звоном мелочи и барабанной дробью, как в цирке:

своими словами — похвалой моей глупости.

Номинация «Здесь»

Брюгге

Кажется, что за каждым фасадом мольберт,

а дом и есть картина.

Рама – лепнина.

Телеэкран размыт, как акварель, за белой гардиной.

Им любуется обрезанный диваном силуэт.

В подворотне ссутулилась арка.

Разбегается брусчатка от оскалившихся тыкв с крыльца.

Углы скрещивают параллели с развилкой:

налево свернешь – возможно, дойдешь до кольца,

пойдешь направо – потеряешь путь даже с картой.

С подоконников сползают в побеге цветы,

но выдают себя в четвертом по счету горшке и пахнут – душистым горошком.

На канале подростки окуривают травой пронумерованные деревья и кусты,

Их родители скрылись в беседке с таким же косяком.

Мне швыряют под ноги обмякшее тело менты.

«Ваш сосед?» – «Мой».

Вслед за телом в подъезд летит велосипед.

Затаскиваю афганца, перепившего бельгийского пива, домой.

Нет, это не мой родной город.

Да, но он уже и не чужой.

Шёлковый путь в магазин

На обочине ждет машина. Внутри – огонек. Старик шофер читает комиксы.

Велосипедист пересекает дорогу на шести колесах: двух велосипедных и четырех – у чемодана в его левой руке. Балансирует.

В готическом витраже – звезда Давида.

В другом окне – портреты, написанные малярными кистями на малярных кистях.

В пустой витрине – приглашение от городского «Союза активных пенсионеров» узнать в эту среду после обеда «все о России от царя до Путина». Ни одной гиперссылки.

Рэпер Турист молится в динамиках антверпенской Божьей Матери.

Если верить афише, завтра проведет очередной бой чемпион по боксу Сергей – Брюжский медведь.

Мимо проехал модный парикмахер Дмитрий на гироскутере.

Счет за три букета, два журнала и горсть орехов – 26,26.

Вечер в Фландрии.

Номинация «Эмигрантский вектор»

Другая мировая

Я плакала по дороге,

дулась в Мадриде и Праге,

хромала в Риме, Риге и Вене,

зализывала раны от заусенцев во фламандской промзоне.

Щипало в носу от боли,

щемило в груди от надежды,

душили меня страхи,

натирала мозоли тревога,

как неподходящая мне обувь и одежда.

Я бегу, как крестьянка, от войны выбора по окопам,

за мной — будней солдаты.

Свистят задач пули: кого достанут – того положат.

Мой сорок первый год не мировой, конечно, но в некотором роде международный,

и не военный, но все-таки боевой.

А я мечусь невзорванной ракетой от города к городу,

от Западного фронта за Уральскую гору.

То ли убегаю от целящегося мне в спину дула,

то ли цель – преследую.

Почерк Врача

В серии «Жизнь незамеченных людей»

только что не вышла еще одна новая книга:

«Эмиграция. Роман воспаления».

По сюжету там ярче всего заявляют о себе, правда, не горло или колени,

а зазудевшие паспортные части «я»:

то как национальность, то как национализм,

то как наследник империи, то как попрошайка,

то как медведь с похмелья, то как интеллигентный, пушистый и белый котик и зайка,

то как давно обогнавший всех настолько, что успел обветшать, прогресс,

то как эволюционный тупик,

то как акцент, а то как мелодия речи и великий могучий язык,

и как то, что казалось багажом, оказалось ядром.

Но не с тем чтобы вылететь на нем, как из пушки, в хронический биполярный «Путин vs Пушкин»-синдром...

...а чтобы... делать – что? Кто – опять – сам – виноват? Какой у шестой палаты сотовый номер? И кто все эти люди за больничным окном?