ЭМИГРАНТСКАЯ ЛИРА-2017. Конкурс поэтов-неэмигрантов «Неоставленная страна»

Номинация «Неоставленная страна»

ЛЕВ ТОЛСТОЙ

В полудреме утренней, в тумане,

принакрывшем беспокойство вод,

"Лев Толстой" идет к своей поляне,

человек, писатель, теплоход.

Перегружен судьбами людскими,

суммой незначительных забот.

Что их на плаву удержит? Имя,

зацепившись буквами за борт.

Что им в этом имени сегодня?

Миром ли закончилась война?

Хорошо, что Волга полноводна -

не достать до илистого дна.

Только тем до сей поры и живы,

вопреки теченью и судьбе,

что старик трехпалубный двужильный

наши души тянет на себе.

Тянет эту ношу человечью,

словно записавшись в бурлаки,

и "Антону Чехову" навстречу

подает гудок взамен руки.

* * *

Темнеет рано, холодно, в посёлке

за неуплату выключают свет.

Лисица тявкнет - отзовутся волки,

со страху мотоцикл нырнёт в кювет,

его помогут вытащить соседи,

облают разношёрстным хором псы,

да бабы обругают тех и этих, -

и тишина до утренней росы.

Еще до снега долгое смятение,

бесснежье, беспокойство, маета,

и эта удручающая темень,

неразличимость ближнего куста.

Ещё на зиму запастись дровами,

сажать чеснок- взойдёт ли по весне?-

а дальше ждать, когда над головами

один белей другого свет и снег.

ЦАРЕВИЧ (из цикла «Углицкие ссыльные»)

Там, где Волга поворачивает резво на бегу,

где стоит-сияет церковь на высоком берегу,

где сидят в палатах каменных на золотом крыльце

первый нянькин сын, да мамкин с ним, не помнят об отце.

Там на стенке изразцовой, на оконце слюдяном

тень мелькнет царицы вдовой, и опять застынет дом,

только сердце материнское запрыгает в груди,

только маленький царевич на крыльце не усидит.

Лишь бы не набедокурил, Боже правый упаси,

сероглазый, белокурый, лишь бы выжил, на Руси

был бы царь, а нынче – отрок, неразумное дитя,

то ли ядом, то ли сглазом погубить его хотят.

То не ветер возвевался возле княжеских палат,

не тяжелым ожерельем шею детскую теснят,

то великое злодейство возводилось среди дня,

полыхнуло, полоснуло горло росчерком огня,

и рубины с ожерелья по кафтану растеклись.

Виноватый и невинный на крови его клялись,

первый нянькин сын, да мамкин с ним, попрятали ножи,

а царевич убиенный у крыльца в траве лежит.