Конкурс поэтов-неэмигрантов

Номинация «Неоставленная страна»

* * *

Я была тогда с моим народом,

Там, где мой народ, к несчастью, был.

А. Ахматова, эпиграф к стихотворению «Реквием»

Она в зловещие года

Россию-мать не покидала,

Как на морозе ягода,

Красой дворянскою блистала.

Недаром предок князь Ахмат

Был приближённым Чингисхана, –

Он, верно, в том и виноват,

Что стала царственною Анна.

Кто зряч, её боготворил,

Награды в Лондонах вручали,

И даже Сталин пощадил,

Мужей двух, правда, расстреляли.

Вождь был зловещ, но бережлив

К тем, чьим талантом восхищался,

И, джентльменство проявив,

В войну сберечь её старался.

Чужой, но солнечный Ташкент

На время стал больничным домом;

Сквозь трубку даренный презент

Спас ленинградку жарким кровом.

Затихли гулкие года,

Живые с бедами прощались

И думали, что навсегда

Лихие дни врагам остались.

Но враг хитёр. И палачи

Хребет народу поломали,

Затем калеки-«горбачи»

Страну на центы разменяли.

Сейчас не бьют из-за пера,

Поэтов власть не замечает,

Зато в парижском «Опера»

В лучах Ахматова блистает.

Победно опера звучит

Во славу Анны златоустой,

И восхищённо зал кричит

Сквозь годы «браво» музе русской!

Солёный привкус детства

Деду Андрею

«Ох, зябко домовому!» – и с гимном в шесть утра

Дед заворчал, мол, печку растапливать пора.

Крещенский жмёт морозец. Бог даст, так разожжём,

А сам щипал лучины охотничьим ножом.

И вскоре треском жарким наш оживлялся дом,

Раскрытая духовка стреляла в нас теплом,

Она с хозяйкой праздничный пирог и хлеб пекла,

А на ночь груду валенок к скамеечке влекла.

 А рядом  с ними спали коньки сродни саням,

 Снегурки круткой к валенкам прилаживали нам.

А на стекле подтаивал хрустальный городок,

Бутылки руслом тряпочным влекли к себе поток.

На гвоздиках бутылки менял я в нужный срок,

Сливать водицу талую – то первый был урок.

И ватный снег рябиной дед так принарядил,

 Чтоб без улыбки к окнам никто не подходил.

Румяные молочницы кричали у ворот,

И нас манила улица в весёлый хоровод,

Бросали мы поленья под кров дровенников,

А круг точила рыжего жёг щёки топоров.

И только трёхколёсник сквозь дрёму вспоминал,

Как тротуар дощатый нам скрипом отвечал,

Как куры разбегались, потешно голося,

Как будто бы соседей о помощи прося.

В горячий полдень тополь заманивал шатром,

И жар земли гасила трава живым ковром.

Стихи и сказки деда с любовью слушал двор,

Но смолк однажды утром наш с дедом разговор.

И в лётном синем кителе, в наградах, без погон,

Казалось, дед всё слушает далёкий перезвон.

И, меж родными спрятавшись, я плакал не один…

Солёный привкус детства пронёс я до седин.

В крещенские морозы мне слышится с утра,

Как дед ворчит, мол, печку кормить твоя пора…

             * * *

С прибоем галилейских вод

Шептался я в свой день рожденья;

Они смывали груз забот,

Я слышал ангельское пенье.

Всплывали лики рыбаков

И предков, встречей поражённых;

Я к ним явился без оков,

Цивилизацией рождённых.

Она в нас пестует рабов,

Забывших древние скрижали,

Такое множество горбов

Святые очи не видали!

А есть ли на земле места,

Где чтят пророков и Мессию?

Волной шептали мне уста:

«Израйль храните и Россию!»