Память
горчит полынной травой некошеной,
месяцы, дни, эпохи – жертвенным Авелем.
Время небрежно камнем под ноги брошено,
даже не камнем…
мелким, шуршащим гравием.
Крошатся судьбы скорбные хлебным мякишем,
степь ожидает яства ночной вечерии.
То ли - святое поле, а то ли – капище,
кречетом кружит в небе слепом безверие.
Слезы взойдут весною младыми травами,
горесть ошибок скроет благой надеждою
и улыбнется солнце, слегка лукавое,
Русь васильково-синяя.
Русь безбрежная.
СЕГОДНЯ
Сегодня
– жесткий временной лимит.
Привычки, лица, жесты – все знакомо.
По правилам стратегии гамбит
приносим жертвы ритму городскому.
Сегодня – в триста лошадей мотор,
без риска мир уныл, тосклив и пресен.
Безжалостный полночный матадор
откроет счет с позиции стрит-рейсинг.
Сегодня – кокс с абесентом на десерт,
кислотный транс, диджей – шаблонной схемой,
валютно-наркотический трансферт,
вскрывающие вены бритвой эмо.
Сегодня – по тропинке в страну Оз
кривых зеркал, химерных идеалов,
где душами оплачивают взнос
ценою в полтора империала.
…а завтра
будут розовые сны,
цветы акаций, диски Сьюзи Кватро,
лимонный ломтик пряничной луны.
…наступит ли наутро это «завтра»?...
ВРЕМЕНА ГОДА ИЛИ
ПЕТЕРБУРЖСКИЙ ВАЛЬС
При штурме Зимнего дворца, его
охрану
осуществлял небольшой отряд юнкеров и женский
батальон
(200 штыков ударного женского батальона)
Дымок
в курильнице и тысячи свечей,
К подъезду подан элегантный экипаж,
В тумане белых ночей
Блеск диадем и камей,
А на ступеньках в ожиданье верный паж.
Кому – постылый свет, кому–то - первый бал,
Воздушный вальс сменил игривую кадриль:
Манил, с собой нежно звал
Вступить в танцующий зал
Под робкий шепот: «Мон амур… О, мон шерри…»
***
К уснувшим липам за окном прикован взгляд.
Застыли девочки, прижав к себе штыки.
Еще полгода назад
В ряду античных плеяд
Они смеялись, беззаботны и легки.
Кому – то - штурм, ну а кому–то - вечный сон,
Над Зимним взвились в бесконечность сизари…
…Слезою алой краплен
Ронял листы черноклен,
Скользящих в ритме быстротечном: раз, два, три…
***
Пронзенный
ветром стонет сумрачный февраль,
В буржуйке старой дотлевает книжный том
И лишь старинный рояль,
Рождая клавиш печаль,
Еще звучит в блокадном городе пустом.
Кому – тепло, ну а кому-то – вальса плен,
Отсчет на дни ведет бездушный метроном
И артобстрелу взамен
Аккорды дарит Шопен
В прозрачном воздухе, застывшем и немом.
