Конкурс поэтов-неэмигрантов

Номинация «Неоставленная страна»

СЕНТЯБРЬ.

Мокрой буквой круги разбредаются по луже –

Это сентябрь начинает писать слово «Осень».

Настоящее прячется бой-френдом от мужа

В сумму ассоциаций, которых не жаль бросить.

Подробности валяются как конструктор в детской –

Шурупы, надежды, пластмассовые зап.части ,

Падежи, фотографии из жизни советской,

Что переполнены солнцем, а кажется  -  счастьем.

Память есть среднее между мечтой и арендой

Былого, оттого-то в конце всегда: «Ах, если…»,

И сравнения с крутящейся вспять кинолентой

С каждой осенью становятся всё неуместней.

Вынимая день из мягких силков ностальгии

Ты поймёшь, что «Будет» ни чем не лучше чем «Было».

Даже если смиренно вымоешь сапоги им,

Ни что не изменится!.. По стакану на рыло

Приняв, зришь, как ветер мнёт туман старой газетой,

Спеша туда, куда пешком спешат и министры,

Мимо клумб, лежащих тарелками винегрета,

В даль, на задворки линяющей листьями Истры.

Кольцевая площади суетливо стремится

Ухватить себя за угарный хвост дурной псиной.

Над сквером, над рёвом пилы беснуются птицы,

Наблюдая, как древо станет в миг древесиной.

После обрезки ветвей вьётся столб из опилок,

Словно ветер собрался возродить эти клёны,

И ты, взирая вперёд, видишь только затылок

Будущего, как опоздавший – торец вагона.

Светя фонарь разглядывает свои колени

В заплатах объявлений на прохладе бетона –

«Сдаётся осень сорок третьего поколенья.

Дёшево.», и бахромой номера телефона…

Это время деревьев обучающих вальсу

Листья, что покинули навсегда свою крону,

Время бесконечных попыток, мелких нюансов,

Которым не терпится, словно в стволе патрону,

Время подсчёта цыплят и призыва пернатых

В стаи, полки, по эскадрильям и эскадронам.

Боже! как грустно кричат журавли: «Аты-баты…»,

Оставляя всё нажитое местным воронам.

* * *

Межсезонье легко переходит на «ты»,

Переняв все привычки разлуки.

Времена в эту пору разводят мосты,

Как разводят беспомощно руки.

Апельсинные корки огней на воде

Компенсируют блёклость пространства,

Что замешено грубо на рыхлой беде

В этой чаше простой постоянства.

Евразийская ночь. Межсезонье. Луна

Плющит фас об асфальт перехода.

Боже ж мой! ну когда дочерпают до дна

Ложки стрелок терпенье народа?!

Ты не думай приятель – «Совок» не почил –

Он сменил лишь костюм «Большевички»

На прикид от Кардена, в пятнах старых чернил,

Чем и пишет, сейчас, по привычке.

И ни что не меняется в этой Земле –

Ни количество нищих и пыли,

Ни ухватки вельмож, что хранятся в столе

До поры, со времён Джугашвили…

Нет надёжнее, крепче и искренней пут

Чем надежды сплетённые туго.

Понимаешь, съедая, сей горестный пуд,

Что судьба не становится другом.

Заключая себя словно в раму – в понты,

Наслаждаясь придуманной ролью,

Межсезонье легко переходит на «ты»,

Будто пьяный сосед по застолью.

ЮЖНЫЙ ВЕТЕР.

Утро. Сильный и очень влажный ветер с юга.

Кажется  за холмом море, и чувство как в детстве

При прыжке в омут – смесь куража и испуга,

Где и трепещет любовь к этой жизни в подтексте.

Но самосохранение вялого тела

Перерастает в привычку чистить с утра зубы,

Слушать прогноз, говорить, что всё надоело,

Заниматься любовью, менять плащи на шубы,

И при том ощущать боль какой-то потери.

Будто вернулся домой, едва рассвет забрезжил,

Но замки уж не те, и табличка на двери

Утверждает латунно, что ты вовсе здесь нежил.

Жизнь обрастает упущенным, словно судно

Обрастает ржавчиной и чешуёй ракушек.

От того и тоска, и ненужность подспудно

Рождает хобби палить по воробьям из пушек.

Приятно думать, что Судьба это индейка,

Что в руках карабин, и ты лучший друг апачей,

И что ствол заряжен безотказной копейкой,

Или, как говорят иные, крупной удачей.

Но иллюзии горят как вражьи флаги,

Подтверждая, что Истина у Бога, и то что

Правда, не более чем лист цветной бумаги,

Где с одной стороны – догмы, с другой – бабья почта.

Южный ветер. ( Неподвижны лишь тень забора,

Обветшалый хитин крыши, скворешня сортира)

Флюгер бьется, словно под ним топор Негоро,

Да и сам ты -  будто в поисках ориентира.

Совершая обратный маршрут эволюций

Улица, чирикая, превращается плавно

В поле, с его тропой не уверенной и куцей,

Как взгляд вспоминающего напрасно о главном.

Далёкая железнодорожная нота

Едва слышна, словно стук в соседнее жилище,

Где гламурное и кинозвёздное фото

Делает чахлый интерьер особенно нищим.

Дельная диктовка колёс и звук сигнала       

Преобразует привычный простор в перспективу,

Что обещает многоголосье вокзала,

И шанс поменять берёзовый прут на оливу.

Глядя сквозь знак бесконечности, не мигая,

Словно в мощный бинокль, взятый у Бога в аренду,

Ты наводишь чёткость, наивно полагая

Что сможешь узреть нечто, окромя сэконд-хэнда

Мятых мыслей, гербария детского счастья,

Незамысловатого, вроде русского поля,

И память становится похожа отчасти

На особую разновидность фантомной боли!..