Конкурс поэтов-неэмигрантов

                                Номинация «Неоставленная страна»

                                     * * *

                                Из цикла «Письма к Тэйми»

Слушай, слушай, это же глупо – вот так надраться, чтоб всё посметь.

С вечера в сердце мерцает золото, утром в башке звенит только медь.

Если вечно с изнанки ноет, а с лицевой ещё можно терпеть –

Это не жизнь, Тэйми, это такая смерть.

Просто однажды от нас уезжают, уходят, и с кем-то живут далеко

самые наши любимые –

падают в прошлое, как в молоко.

И больше оттуда ни звука, ни строчки, ни слова – вообще, ничего!

Ты живёшь потом, а в тебе дыра – величиной с тебя самого.

Иногда ты в неё смотришь и думаешь: «Ого!..»

Слушай, Тэйми, ведь мы потому так легко проживаем друг друга насквозь,

Что ныряем потом в эти дыры, и думаем: ладно, опять не срослось.

Не срослось, понимаешь…

А в сущности, что там срастётся, что?

Если мы изнутри простреляны в три обоймы, как решето.

Небеса нависают над нами, как анестезиологи, как врачи,

Хочешь – плачь или пой, или смейся,

хочешь – стиснув зубы, молчи.

Нас сошьют патефонными иглами, в нас проденут такие лучи,

Что за этой тонкой материей мир подмены не различит.

Ампутация прошлого, Тэйми, ампутация и – культя…

Знаешь, что самое странное?.. Что нас и таких хотят.

Золотые, бесценные люди к нам приходят, стучатся, звонят.

К нам бредут, как по минному полю, тянут руки сквозь наши печали

к нам – холодным, пустынным, выжженным…

Ну давай мы с тобой выживем!

Нас почти уже залатали.

                                     * * *

Повезу тебя на саночках, на саночках –

Только змейки от полозьев на снегу.

Посмотри, как изменился город за ночь, –

Я тебя ему оставить не могу.

Повезу тебя по горочкам, по горочкам,

И все пальцы о верёвочку сотру,

В этом воздухе рассветном столько горечи,

Что глаза мои слезятся на ветру…

Повезу тебя тихонечко, тихонечко,

Ни кровинки в запрокинутом лице,

Только музыка трамвайных колокольчиков,

Только гаснущий фонарик на крыльце,

Только снег метёт, и город словно сказочный –

То ли сверху небеса, то ли внизу.

Повезу тебя на саночках, на саночках,

Прямо к Богу на крылечко повезу.

                                     * * *

Юзек просыпается среди ночи, хватает её за руку, тяжело дышит:

– Мне привиделось страшное, я так за тебя испугался…

Магда спит, как младенец, улыбается во сне, не слышит.

Он целует её в плечо, идёт на кухню, щёлкает зажигалкой.

Потом возвращается, смотрит – а постель совершенно пустая,

– Что за чёрт? – думает Юзек. – Куда она могла деться?..

«Магда умерла, Магды давно уже нет», – вдруг вспоминает,

И так и стоит в дверях, поражённый, с бьющимся сердцем…

Магде жарко, и что-то давит на грудь, она садится в постели.

– Юзек, я открою окно, ладно? – шепчет ему на ушко,

Гладит по голове, касается пальцами нежно, еле-еле,

Идёт на кухню, пьёт воду, возвращается с кружкой.

– Хочешь пить? – а никого уже нет, никто уже не отвечает.

«Он же умер давно!» – Магда на пол садится и воет белугой.

Пятый год их оградки шиповник и плющ увивает.

А они до сих пор всё снятся и снятся друг другу.