Конкурс
поэтов-неэмигрантов
Номинация «Неоставленная страна»
***
Упасть, изваляться в святой и блаженной грязи.
Сродниться с бензиновой лужей, с бузинною
веткой.
Черкая изломанным стержнем, вдруг затормозить
и снизить себя до размеров помарки, пометки.
А всё начиналось красиво, крути не крути!
"Крутой поворот" доносился из старой
кассеты
(её затыкали на фразе про "холод в
груди").
О, вещая явь, что ни шаг, подавала приметы!
Но было ль до них, если пел родниковый прибой
и в пригоршни било ключом серебристое чудо?..
И в дрожи земной бог шептался с тобой и со
мной
глаголом корявого пня и юродивой Люды,
болотных низин и старухи с извечной клюкой...
Природа вручала ключи перепончатой тайны,
и лето стояло, - такое, что - боже ты мой! -
ни в сказке сказать, ни воспеть пересохшей
гортанью.
... Теперь, с тех высот, где не слышно, о чём
говорю
(но я говорю - и с небес облетает эпоха) -
я всё ж воссоздам - эти дни не по календарю,
где было вовсю хорошо, даже ежели плохо,
и было легко возвернуться, безумства не скрыв,
в бузинную явь и в приют избяного порога.
О, ломаным стержнем, с помарками, наискось,
вкривь -
кому, как не нам, их воспеть и оставить до
срока?..
Лишь, глядя лениво в глаза непролазных дорог,
музыкою
белого сна не укрытых покуда,
фальшиво играет на скрипке отшельницкий бог.
Да плачет, да плачет о чём-то блаженная Люда.
***
Лето, шитое лыком в две строчки,
зарифмовано бедно и вкось.
Будто прежнее отмерло прочно,
будто новое не началось.
Всё мешается в дивную ересь:
кривда книжная, дурочкин плач,
физик Ваня, что спит, разуверясь
в простоте нерешённых задач.
Да и есть ли на свете задача,
что годна для кривого горба?..
У него - полусгнившая дача,
смерть жены, имбецилка-судьба.
Он встряхнётся, отыщет в полыни
купоросный обломок луны,
погрустит о несбывшемся сыне
и - обратно: досматривать сны,
где и символ-то - даром что вещий -
перед жизнью в долгах как в шелках,
но пропитан блаженством увечья
кацавейки неловкий распах.
А лукавое Слово на запах
поспешает, на одурь и дым,
ёжась в Божьих корёжистых лапах,
словно мрак - перед светом земным.
***
Добежать, как военный гонец. Близоруко
вглядеться:
о, таким возвращенье своё и представить не
мог.
Ты вернулся с открытой душой в дом бесхозного
детства,
но без стука уже не войти - на калитке замок.
Там в ударе июль, и деревья от зноя плешивы,
а верхушки церквей не скромней италийских
ротонд.
Ты вернулся туда, где давно за тебя всё
решили:
скоро вывезут мебель и, стало быть, грянет
ремонт.
Белый цвет потолка - но покрашено прошлое
тёмным.
Духота, и рабочих-таджиков гортанный трындёж.
Во дворе, как фингалы, незрелые ягоды тёрна:
не имея покорности, вяжут во рту, чуть
куснёшь.
Не имея враждебности, брешет приблудная шавка.
Не умея прогнать, по загривку ты треплешь
её...
Всё другое, другое вокруг! Ни малейшего шанса
как с новьём пообвыкнуться, так и расстаться с
быльём.
Впрочем - что-то осталось ещё. Не могло не
остаться.
Ты несёшься по дому сорвавшимся с привязи
псом.
Вот и книжная полка, которой, поди, лет
шестнадцать.
Вот и книга на ней. Та же самая: Клапка
Джером.
Как насмешка судьбы - о, проклятые вещие
знаки!..
На странице закладка, где лодочник с вечной
ленцой...
Трое в лодке твоей, не считая тебя и собаки:
память ушлая, Бог да июль, что смеётся в лицо.
|