где в кожу асфальта простор, как гвоздей, навтыкал
былинки стихов и отточия чеховской прозы.
Здесь быть осторожным природа заставит сама -
устало забулькивать пивом вечернюю копоть:
сплетаясь, ползут два ужа - Баргузин и Сарма
сквозь девичий стыд чабрецом истекающих сопок,
им время - людей будто крошки сдувать со стола,
высасывать с болью траву-камнеломку из трещин,
пока напрягает двуглавую мышцу орла
урла облаков, и сама от натуги трепещет.
Как тянетсявремя, когда погружается в сон
холодное море, в укусах огней поселковых...
Шагами наладишь цепную реакцию псов
на свору ворон, пролетающих, словно подковы!
Тяжёлому солнцу недолго в разливе берёз
моторной ладьёй, не знакомой с законами Ома,
на грани провала греметь на подшипниках гроз
с охапкой сетей, что не терпится бросится в омуль...
Прогулка по Петербургу
Скульптурами Летнего сада на время становимся мы.
Его неподьёмна ограда, как дворницкие ломы.
На пенсии две канарейки, зевак понимают без слов -
Илья Фоняков - на скамейке, а в бронзовом кресле - Крылов.
Нева отливает касторкой, грозит пешеходу войной.
Хлопочет на волнах моторка, распорет и шьёт - по одной.
В дыму Обводного канала, за пазухой липы в цвету,
глинтвейном в кафе из подвала нет-нет, а плеснут на плиту.
И, вздрогнув, я вытянусь носом, заметив разруху вокруг:
вороны-карсары отбросы вдоль Пряжки берут на испуг.
Небьющаяся витрина Фонтанки, упавшая в ров...
В Казани цветут георгины, а в Питере - Роза ветров.
Забить что ли стрелку у Биржи с компанией местных татар?
С «Авроры» братва, я же вижу, разводит мосты на базар!
Раскрашенных зданий унынье рассеяным взором лови,
они - на воде и бензине... один только Спас - на Крови!