Конкурс
поэтов-неэмигрантов.
Номинация
«Неоставленная страна».
* * *
потом ей снится, что она кукушка,
и что ее подбрасывают вверх
две девочки, которым очень скучно,
две девушки, которым очень нужно
увидеть: дальше, дальше тоже скучно? —
и вот она кукует изо всех,
летит, пока не падает на спину,
а кто-то маленький, секретный из нее
бормочется: «спи, девочка, ангинка,
кровинка, дичка, птичье радио мое»;
……………………………
потом она пытается смолчать,
пока ее выводят на экзамен,
пока ее ведут под образами,
пока ее несут под небесами
из офиса до дома и опять,
и только эта сучка, точка, часть
кукует в ней с закрытыми глазами,
стоит, как оловянный, блядь, солдат
под смолкшими настенными часами,
молчит, горит внутри, как Жанна Д’Арк;
……………………………
потом ей снится, что она мертва,
и, что по ней по нтв реклама,
потом ей снится, что она т(п)рава,
что больно в животе внизу, что мама:
потом она пытается понять —
я сплю / не сплю, а кто-то сквозь меня
прошептывает, шьет меня насквозь:
«спи, девочка, я берег твой, авось» —
а понимает — просто это ночь,
а вспоминает — просто это дочь
проснулась и пришла к ним в спальню —
и простосон становится реальным:
что он теперь прошептывает двух
кукушек, обратившихся во слух.
* * *
а он мне и говорит: живи просто — простоживи,
не истязайся вином, виною не исходи,
оставайся, вася, спокоен, покоен,
не истери, медленно, правильно говори,
как М. Уэльбэк, словно Л. Коэн —
и все такое…
а она мне и говорит: ну было и было — и?
все ваша гребаная толерантность —
носитесь с нею, как с ручкой от сломанного стоп-крана,
выпросить иронию у судьбы — легкого вам пиара,
братцы-кролики, когда вы запроситесь
на руки каждой бляди дома, на улице, в офисе —
а вы запроситесь…
а мама и говорит: я не помню, потому что не больно
(не больно, не больно — курица довольна):
помню только — все носила вам воду в клюве,
все пила, поила, чирикала «даждь нам днесь» —
а теперь я девочка, дочка, я сноваюлька —
там, в принципе, каша есть — ты не хочешь поесть?
а я говорю: ма, потому, что они нас не любят —
все потому, что они нас не хочут,
да и мы их, в целом, в общем, не очень, и все такое,
ма —
такими-какие-мы-есть:
мы — такие красивые и такие пьяные,
мы — такие пьяные и такие красивые —
ини и яни, яни и ини —
я скажу тебе вот что —
набожность нашей иронии — просто пошлость
(я не помню, когда мы такими стали) —
способность, простите, любить,
выродившаяся в сентиментальность.
* * *
святой отец говорит:
да, я знаю, что плохо, что просто на грани срыва —
я и сам их устал уговаривать, рыба моя, ну, рыба;
я и сам на них злюсь иногда,
я и сам их боюсь, когда
приносят слова и я им в ответ слова,
когда они понимают — это только слова:
говорит Москва, говорит Москва —
а мы ведь предупреждали:
библию вам, конституцию, свободу выбора, слова:
молчит, думает — где-то нас ка-пи-тально;
ладно, сдаюсь, я теперь Оптина пустынь —
посиди со мной рядом, помолчи со мной вровень;
просто у меня болит голова, мелеют слова,
третью неделю кряду
мне снится: между зубами нитка,
другой конец в поджелудке:
подергают — настоящее становится прошлым;
нетто и плутто памяти в абсолютном
вакууме, нуле просто совесть;
в Рассее так принято:
каждый сам себе личный лже-Дмитрий,
Януш Корчак, Иван Грозный, учитель;
скажи: я хитрый? ты — хитрый;
скажи: жалко, что так получилось;
жалко, что так получилось;
настоящее становится прошлым;
скажи мне, что я хороший:
хороший — можно я тебя поймаю на слове,
свободе выбора, фигуре речи? —
рыба моя, рыба, гречневые глаза,
злоба моя узколоба,
даже
выспросить, попросить тебе нечего…
|