Номинация «Неоставленная страна»
Короче, прынц
Поменьше пены, прынц, и не груби,
Не верещи: «To be or not to be?»,
Не тычь мне в нос ни черепом, ни шпагой.
В моей свинцовой северной стране
С кем биться, с кем кутить, до фени мне –
Что с прынцем, что с последним доходягой.
Среди паскудства, нищенства, дерьма
Я не сопьюсь и не сойду с ума,
А буду жить довольно и счастлИво.
Вот о Гекубе разве что всплакну
Да матернУ угрюмую весну
Холодного норманнского разлива.
Ты хочешь откровенно? Получи!
Мне всё здесь мило: жертвы, палачи,
Могильщики, калеки, душегубы,
Девицы, шлюхи, зАмок, скотный двор…
To be, мой прынц, и никакого or!
Да, если честно: что мне до Гекубы?
Мой тихий ужас
В подлунном парке сонно ноют сверчки,
на шее неба - не то ожерелье, не то монисто;
нет, скорее, звёзды похожи на перламутровые зрачки
плывущего кокаиниста.
И не ночь это вовсе, а жидкие сумерки с молоком -
между вечером и утром не отыскать зазора;
в эту пору, должно быть, приятно бродить с отточенным тесаком
на манер Фредди Крюгера или Маски Зорро.
Пруд затянут ряской - драной, как у попика
после встречи с безбожной толпой,
глубина по колено, шлёпай Спасителем
без опаски до середины;
пожалуй, сподручнее прихватить бредень, а не топор:
говорят, здесь водятся карликовые болотные ундины.
Мордочка морщинистая, волосья спутаны, глазёнки зыркают зло,
если цапнет за палец, человек покрывается рыбьею чешуёю;
так что лучше не лапать руками, а глушить эту тварь веслом,
затем приручить и жить одной счастливой семьёю.
В этом захолустном, убогом, забытом временем городке
аборигены так и плодятся, судя по зелёной коже
и привычке не просыхать ни на мгновение;
а в конце жизни тихо вешаются на крепко вбитом крюке…
Надо бы разжиться веслом; я здесь останусь, наверное.
***
Народ не умирает – он кончается*.
И это как-то буднично случается.
Без кипиша, войдота, вертухания
Он тихо переходит в затухание,
Сникая от кипения к терпению,
Народ становится обычной шелупенью.
Сыт по горло я, до краёв
Страстотерпцами осиянными:
Славной нацией холуёв,
Называемых россиянами.
Ты вразуми, Господь, меня, убогого:
Я научился, как желать немногого,
Как не попасть ни в вОры, ни в свидетели,
Ни в гады не попасть, ни в благодетели,
Как не бояться душу мне вынающих –
Шмонающих, пинающих, корнающих,
Кентов с волынами, ментов с дубинами –
Но как прожить в одном Отечестве с дебилами?!
Ныне, присно, вовеки веков
Я душою предан и продан
Этой нации мудаков,
Называемых русским народом.
А может быть, последнее сказание:
Как делают в Рязани обрезание?
Прощай, Расея драная и рваная,
Шолом тебе, Земля обетованная!
Там домики с прозрачными бассейнами,
У рек молочных берега кисельные,
Тем не житуха – масло со сметаною,
Там ты вкуёшься в «левисА» с «монтаною»,
Попьёшь уиски, пожуёшь ветчинушку –
И на иврите запоёшь «Лучинушку».
Глуши мотор! мой вылет отменяется:
Мне поскулить и здесь не возбраняется.
Всё нормально, всё по уму:
Нас мессии недомесили.
Холуи уходят во тьму,
Мудаки уходят во тьму –
Потому
И нетлен в дому
Светлый образ МОЕЙ России.
1992
*Кончаться на уголовном жаргоне значит - умирать. |
