Конкурс поэтов-неэмигрантов

Номинация «Неоставленная страна»

Доживем до весны...

1

Доживем до весны... Немотою сердца обесточив,

по-сиротски согреет в ладошке ледышку февраль

и в капели растает, засеяв зерном многоточий

снега талый дневник, разлинованный мартом с утра...

Доживем до весны... И глотками по телу внезапно

разольется небес молодая звенящая синь.

Просияет апрель и наполнит — как проблеском — залпом

белокрылый размах над землей облаков-парусин.

Доживем до весны... Отдадимся, как птицы, простору

перелетных пространств, серебрящихся талостью рек,

возвращаясь к гнездовьям и к слову истоку простому,

обретая в его глубине русской речи живой оберег.

Доживем до весны... Запах снега —  как запах полыни —

ощущая в гортани горчащих разлукою строк.

Доживем... и весной я наполню любимое имя,

кистью солнца твой взгляд записав на апрельский листок...

2.

А  электричка по привычке  стучит, стучит.... и день внахлест,
сжигая километры спичкой от бересты шальных берез,
струной гитарной рвет предсердье, пока за мартовским окном
не станет обретеньем тверди мелькнувший в отдаленье дом,
где тихо скрипнут половицы, и солнце проскользнет с крыльца
котенком рыжим на страницы, касаясь мордочкой — лица,
где сантиметрами уюта пронизан каждый  божий час,
где печка — бабушка как будто, согреет в непогоду нас,
где запах старости и детства  румяной корочкой зари
с Николой мудрым — по соседству — как хлебный дух добра,  парит
над нашей жизнью быстротечной, в которой март под стук колес
сжигает берестою млечной за годом год — на струнах верст...

С сорока сороков

Снега серая шкурка c проталин сошла…
В небесах замаячил просвет, и наверно,
с сорока сороков возвестят купола
звонниц светлую весть  о весне во  Вселенной…

С сорока сороков… Стародавних времен
в переулках московских затеряно время…
И, светясь на Ордынке в проемах окон,
март, продрогнув, заходит погреться в кофейни.

С сорока сороков  -  гулким отзвуком звон,
донесется, как эхо,  до самых  окраин,
где машинным сигналам звуча в унисон
вместе с мартом взовьется в грачиные стаи.

Колокольный   - как небом -  просвеченный гул
ниспадет  с высоты и с ручьями умчится.
Я бреду по Москве и в душе берегу
отсвет белых церквей в синем взгляде столицы...

Ограда

День осенний. Лист безмолвно-белый...
Тихо в мире и  снежИт с утра...
Улица совсем закоченела,
превратившись в льдышку серебра.

Лишь ограда в устье переулка
на скрещенье призрачных эпох
вторит городу, чугунной вязью гулкой
отчеканив века шаг, и речь, и вздох.

Ей, зажатой между двух столетий,
между сквериком и храмом, где Арбат
по-отечески ее рукой приветил,
чужд размах и блеск иных оград.

В ней  незримо притаилась вечность
переулков старых, и слова
здесь свою живую человечность,
обретают, как немерзлая  листва.

Я кленовый лист возьму  на память –
отогрею сердцем... на гранит
у ограды положу... Его устами
вдруг она со мной заговорит?